Евгений Примаков. Человек, который спас разведку
Шрифт:
Впрочем, я, честно говоря, думал, что он вообще откажется от политической деятельности. Он ведь не принадлежит к числу политиков до мозга костей, которые себе иной жизни не мыслят. У него есть интересы за пределами политики: книги, друзья, семья.
Правда, есть у него одно качество, сыгравшее решающую роль. Евгений Максимович вырос в Тбилиси, и он не прощает обид. А его сильно обидели, когда уволили так бесцеремонно. Со всех предыдущих должностей Примаков уходил только на повышение. Почти вся его жизнь – в смысле карьеры – это стремительное движение вперед
Смерть сына и жены
Глубоко Евгения Примакова знают немногие, только те, кто входит в тесный круг его друзей. Пасмурный на вид, он в реальности веселый, искренний, жизнерадостный человек. Он пишет хорошие лирические стихи, любит застолье, знает множество анекдотов и хранит верность товарищам.
Он многое делал как бы играючи. Защищал диссертации, не собираясь посвящать себя полностью науке, а получилось, что академическая карьера стала главной. Ушел из научного института, не предполагая, что со временем займет крупные посты в правительстве и в конце концов возглавит кабинет министров.
Кажущаяся легкость карьеры – свидетельство многих талантов, хотя во всякой карьере имеет значение и элемент случайности, а точнее, везения. А вот в личной жизни он пережил настоящую трагедию – потерял жену и сына. Для человека его типа, его тбилисского воспитания эта утрата непереносима. Но Примаков никогда не жалуется, не показывает, как ему тяжело, и не впадает в тоску.
А ведь самым главным в жизни, несмотря на карьеру и профессиональные успехи, для него была семья. Он рано женился, но с годами их чувства с Лаурой Васильевной Харадзе нисколько не угасли. Они были не только мужем и женой, но и друзьями, дополняли друг друга. Они родили двоих детей – сына и дочь: Александра Примакова и Нану Примакову.
– Саша был потрясающий мальчик, – вспоминал Томас Колесниченко. – Для меня это идеал. У меня таких детей нет, и ни у кого я их не видел. Он пошел в Евгения Максимовича. Саша Примаков приехал в Нью-Йорк на практику, а я работал там корреспондентом «Правды». Как раз в этот момент у меня произошел конфликт с одним из наших местных начальников. Первым заместителем представителя СССР в ООН был такой Михаил Аверкиевич Харламов. Что-то он не то сделал, не помню, но я на него обиделся.
А Саша Примаков должен был к Харламову пойти с каким-то материалом. Он объявил Томасу Колесниченко:
– Дядя Том, я к нему не пойду.
В Тбилиси друга отца принято называть дядей.
– Да ты что? – удивился Колесниченко. – Почему не пойдешь?
– Он вас обидел!
– Ты-то какое к этому имеешь отношение? Ты иди, у тебя дело.
Саша покачал головой.
– Я человек клановый, – твердо сказал младший Примаков, – я к нему не пойду…
Отцовский характер.
– Знаете, когда люди за границей оказываются, им есть чем заняться, столько соблазнов, – вспоминал Колесниченко. – А Саша приходил после работы ко мне,
Он учился в аспирантуре. Ему предлагали и корреспондентом в Каир поехать, и в науку идти. Но этому не суждено было случиться. Саша Примаков ушел из жизни совсем молодым человеком, внезапно, на руках у друзей.
– Это один из самых черных дней моей жизни, – говорит Валентин Зорин. – Саша Примаков был моим аспирантом. Трое аспирантов пошли дежурить в праздничный день – это было первое мая 1981 года. Прекрасный весенний день. Вдруг Саша схватил товарищей за руки и сказал: я умираю. И умер мгновенно.
Сердце не выдержало, как потом у матери, Лауры… Видимо, что-то такое по наследству от матери передалось. Саше Примакову было всего двадцать семь лет.
– Первым о смерти Саши узнал Виталий Журкин, будущий академик и директор Института Европы, – вспоминал Леон Оников. – Мне позвонил Журкин, и мы вместе повезли Сашину жену в больницу, зная, что он уже умер, и по дороге из последних сил старались не сказать ей об этом раньше времени.
Саша Примаков страдал сердцем, но умер так неожиданно, что никто к этому готов не был и не думал, что это может произойти.
– Сердечная болезнь у Саши проявилась внезапно? – спросил я у Оникова.
– Наш общий друг академик медицины Володя Бураковский мне сказал однажды: Саша умрет неожиданно. Так и получилось.
Когда это случилось, Примаков был в командировке в Мексике. Валентин Зорин с помощью посольства разыскал его в гостинице и сказал:
– Делай, что хочешь, но завтра ты должен быть в Москве.
– Он спросил, что случилось?
– Нет, но, наверное, догадался…
Друзья встретили его у трапа. Он спустился весь белый, и ему сказали:
– Саши больше нет.
Встречать его в аэропорт приехал и Владимир Иванович Бураковский. Он заказал «скорую помощь».
Томас Колесниченко:
– Вот они ехали с аэропорта в машине, а сзади «скорая помощь», чтобы оказать Жене помощь, если ему станет плохо.
Валентин Зорин:
– В полубессознательном состоянии мы доставили его домой, где лежало тело сына… Вот что ему выпало. Женя переживал это очень страшно. Если бы не дочь и внуки, он бы такое горе не перенес.
Томас Колесниченко:
– Он мальчика очень любил. Это была жуткая трагедия. Для него это и по сей день трагедия. А в то время и говорить нечего: невыносимое горе. До сих пор мы ходим на Сашину могилу, не забываем.
Люди вокруг Примакова узнали об этой трагической истории и понимали, что переживает Евгений Максимович.
Алексей Малашенко, доктор исторических наук, сотрудник Института востоковедения:
– Я помню, что как раз после смерти его сына был назначен ученый совет у нас в институте. Все собрались, и стояла мертвая тишина. Сидели почтенные ученые и не знали, как им выразить свое сочувствие. А Примаков держался замечательно, ни жестом, ни словом не показал, каково ему сейчас.