ЕВГЕНИЯ МЕЛЬНИК
Шрифт:
Иногда к Наташе заезжал товарищ ее мужа старший лейтенант Василий Окунев. Он был командиром корректировочной группы выносного пункта 30-й батареи, и, так как батарея находилась на передовой, ему приходилось корректировать огонь, находясь под самым носом у противника или даже в его тылу. Бывали случаи, когда Окунев попадал в окружение и вызывал огонь на себя. Несколько раз он пропадал без вести, и все считали его погибшим, но каждый раз Василий являлся целым и невредимым. Переживания не шли ему во вред: он оставался румяным, никогда не бывал взволнованным или расстроенным.
К нам в городок привезли жен командиров с 30-й батареи, которых вскоре отправили на Кавказ. Они рассказывали, как немцы прорвались к батарее, как автоматчики подожгли ее городок. Спасая женщин, капитан Александер приказал забрать их под массив батареи.
Часть личного состава заняла круговую оборону в заранее подготовленных окопах. Подходы к батарее были минированы. Но все же на ее территорию просочились вражеские пехотинцы. Они лезли вперед, пьяные, остервенелые. Их в упор расстреливали из пулеметов, автоматов, забрасывали гранатами, за пол-часа убили около четырехсот.
Женщинам пришлось немало пережить. Они понимали, что если немцам удастся ворваться на территорию батареи, то это будет смертным приговором для всех, кто находится под ее массивом. В любую минуту капитан Александер может отдать приказ взорвать батарею. Легче все же умирать на вольном воздухе, чем ждать глубоко под землей, когда тебе на голову обрушатся тонны земли и бетона и погребут заживо.
Момент был острый, вражеские автоматчики уже проникли и на Братское кладбище возле Северной бухты, где похоронены жертвы первой обороны Севастополя, и в Сухарную балку. 30-я батарея оказалась полностью окруженной. Но не пришлось еще взрываться капитану Александеру!
К Сухарной балке подошли военные корабли, прибывшие из Новороссийска. На борту их находилась бригада морской пехоты под командованием в то время майора, а впоследствии полковника Алексея Степановича Потапова. Бригада состояла из учащихся военно-морских училищ, моряков Черноморского экипажа и частично армейцев. Хорошо обученная майором Потаповым, защищавшим Одессу и имевшим боевой опыт, бригада была оснащена первоклассным оружием.
Майор Потапов сходу бросил свои батальоны в бой. Пошли в наступление и другие войсковые части, защищавшие Севастополь.
Быстро были очищены от вражеских автоматчиков Сухарная балка и Братское кладбище. Батальоны двигались дальше, а спасенная ими 30-я батарея поддерживала их огнем своих орудий.
Немецкое наступление было остановлено. Гитлеровцев отогнали на их исходные позиции.
Возвращение Бориса
2 января на рассвете мы проснулись от сильнейшей артиллерийской канонады. Я быстро оделась, выскочила на крыльцо и застыла в восхищении. Стреляли все батареи Севастополя, всюду небо полыхало беспрерывными вспышками. Могучий грохот потрясал землю и небо. Война отвратительна. Но когда знаешь, что громят врага, вторгшегося в твою страну, врага-насильника и зверя, когда война с твоей стороны справедлива, то в ее грозных картинах есть
После отражения второго штурма, постепенно начали возвращаться оставшиеся в живых наши командиры и краснофлотцы, командование решило восстанавливать вышедшие из строя орудия. Вернулись Рязаев, Коротков, Труфанов, братья Ротенберги и другие. Наконец, 8 января приехал и Борис. На нем была грязная стеганка, у шеи выглядывал уголок тельняшки — «морскои души», на которой едва можно было различить белые и синие полоски. На голове каска, за плечами вещевои мешок, в руках автомат, лицо почернело. Я бросилась к нему. Борис сжал меня в своих сильных объятиях.
— Смотри, я запачкаю тебя, ведь я такой грязный.
— Пустяки, мы тебя сейчас выкупаем и будешь опять чистый. Идем скорей, дома ждут тебя!
Через час мой Борис, переодетый и чистый, сидел за столом. На столе стояла закуска, дымился обед и звенели бокалы все с тем же шампанским. Мы сияли от счастья и радости. Но что-то странное замечалось в Борисе, он был молчалив и замкнут, ни о чем не рассказывал. Я поняла, что сейчас не нужно ни о чем., расспрашивать, пусть сгладится острота переживаний.
— Ты знаешь, какие слухи были о тебе? — и я рассказала, что моей матери несколько раз говорили, будто Мельник тяжело ранен или погиб.
— Ничего нет удивительного, — усмехнулся Борис, — слухи рождаются легко. Впрочем, я был ранен в руку. Маленький осколок попал в мякоть, он сидит там и сейчас. — Борис взял мой палец, и я нащупала небольшой бугорок.
Я перетянул бинтом руку поверх рукава шинели, вот и пошел слух о моем ранении. Был контужен, но здоровье у меня бычье, скоро отошел. В тот раз я чудом избежал смерти. Стояли мы с одним краснофлотцем в окопе, слышим: мина летит прямо на нас. Если бы ты знала, какой противный звук у летящей мины! Я присел, краснофлотец нагнулся надо мной и прижался к моей спине, мина ударилась прямо в него, превратила в куски мяса, моя шинель вся облита и пропитана его кровью, и у меня хлынула горлом кровь, видно, контузило легкие…
— А почему ты сбрил усы? Мне говорили, что ты их отпустил, теперь ведь у всех моряков усы и бороды.
Были и у меня усы, какие-то противные, почему-то рыжие. Но однажды я пробирался по лесу и не заметил немецкого автоматчика, сидевшего на дереве: он дал очередь, я упал плашмя на землю, в руках у меня была винтовка, пуля ударилась о штык, разорвалась, и осколком опалило один ус. После того я усы сбрил.
— А получил ли ты жареную курицу, одеяло и мандарины, которые я передала тебе через нашего врача? Наташа то же самое передавала Хонякину.
— Нет, где там было ему меня найти! Я врача позже видел, он мне рассказал, что легко раненные съели с превеликим удовольствием ваших куриц и ваши мандарины, а в одеяла завернули тяжело раненных, они дрожали, от холода, пока их довозили до Инкермана.
— Ну, и хорошо, я очень рада.
Разговорившись, я не удержалась и попросила:
— Расскажи, как ты ходил в атаки.
— Нет, позже когда-нибудь, не хочу сейчас об этом говорить…
Наступило молчание, слышно было, как тикают часы…