Эволюционер из трущоб. Том 2
Шрифт:
— Нолмальный мужик, — одобрил я.
— Вы посмотрите на него. Нормальный мужик. Говоришь прямо как взрослый, — шутливо проговорила мама и принялась меня щекотать.
— А я и есть взлослый! Ха-ха-! Пелестань! Уха-ха! Я же сейчас задохнусь! — выпалил я, ухохатываясь.
Мама ласково прижала меня к себе и прошептала на ухо.
— Конечно, ты уже взрослый, счастье моё. — Она отстранилась и игриво добавила. — А теперь, живо искать веник! Кто первый найдёт, тот спит на печке!
— Ты плоиглала, — самодовольно заявил я.
— С чего это? — нахмурилась мама.
— А вон он, стоит
Я указал пальцем на заросший паутиной угол за печкой.
— Глазастый. Тогда брысь на улицу, а то ещё пылью надышишься.
Меня дважды просить не пришлось. Я вышел на порог дома и увидел Гава, он возвращался с косой, переброшенной через плечо. Закатав рукава, он плюнул на ладони и принялся со свистом косить бурьян. Выходило отлично, хотя пару раз лезвие косы и натыкалось на что-то, выбивая искры.
Я сел на порог и запел:
— Когда я косил бульян,
Был я весел да и пьян,
Но взмахнул косой неловко,
И площай, моя головка. Пха-ха-ха!
Услышав песню, Гав заржал вместе со мной, а потом сделал серьёзное лицо, через которое всё равно пробивалась улыбка.
— Михаил, не мешай. Лучше сходи в сарай, да посмотри, есть ли там целые оконные рамы.
— Будем пелеставлять в дом?
— Догадливый, — кивнул Гаврилов и продолжил уничтожать заросли бурьяна.
Хорошо ему. Огромный детина, ему бурьян от силы до груди достаёт, а вот для меня он — настоящий непроходимый бурелом. Я направился в сторону сарая, раздвигая руками сорняки, и буквально через пару метров в руку вонзились острые иглы чертополоха.
— Ай! Твалина! — вскрикнул я и инстинктивно потянулся к мане.
По телу пробежался холодок и в последний момент я остановился. Если соседи увидят что двухлетка колдует, то наша легенда о счастливой семье таксиста мигом рухнет. Скрежетнув зубами, побрёл дальше, расталкивая кусты бурьяна и бесконечно чихая. Чёртова полынь была здесь повсюду. С её сухих ветвей сыпалась то ли пыльца, то ли дорожная пыль, и тут же попадала в нос.
С боем я пробился к сараю. Грубо сколочен из досок, но выглядит добротно. Даже щелей нет. Я подошел к массивной деревянной двери и потянул её на себя. Даже не шевелится. Засела в землю и не хочет открываться. Ну и ладно. Сейчас поможем. Набросил на себя покров маны и потянуть сильнее. Заскрипели петли, и дверь начала поддаваться.
Когда образовалась щель размером с мою голову, я просочился внутрь. Всюду паутина, пыль и темнота, разрываемая лишь скудным светом, сочащимся через грязное окно. Осмотрелся по сторонам и услышал, как в дальнем углу сарая что-то зашуршало.
— Клыса? — спросил я и, на всякий случай, приготовился использовать морозный покров.
Но делать этого не пришлось. Живность испугалась и убежала. Я же побрёл дальше, осматривая владения. Но тут особо ничего не было. Лопата, грабли, пара вёдер, тяпка, да топор с зазубринами на лезвии. Негусто. Зато есть одно окно в начале сарая, и ещё одно — в конце По размеру, вроде, точно такие же, как в доме. Ну и отлично. Я взял топор, закинул на плечо и двинул на выход.
— Ну всё. Молись, бульян плоклятый, — прорычал я, посмотрев на руку которую проколол чертополох.
Выйдя из сарая,
Подошел к двери бани, просунул лезвие топора сбоку и немного поддел. Дверца приоткрылась. Потянул её на себя и тут же утонул в аромате дубовых веничков. О, боги! Как же это прекрасно! В прошлой жизни я каждый понедельник ходил в баню. Странная традиция для архимага? Возможно, но такая приятная.
Открыв дверь, я вошел внутрь и попал в предбанник. Лавка, на которой поместятся от силы три человека, небольшой столик и зеркало. Слева дверь в парилку. Ковырнул её топором, и она также отворилась. Забавно, но в парилке не было плесени, хотя, судя по цвету досок, здесь было влажновато. Видать, древесина пропитана чем-то.
У дальней стены парилки стоял котёл, обвязанный крупными камнями. Справа от него стопкой были сложены дрова. Подойдя ближе, я взял полено в руку. Тяжеленькое, хотя снаружи сухое. Готов спорить, что внутри полно влаги. Поставил полешко на деревянный пол и рубанул топором. Топор засел в полене, прорубив его до середины.
— Залаза, — пропыхтел я, поднимая над головой и полено, и топор.
В следующую секунду я потерял равновесие и едва не рухнул на спину. Ловко крутанувшись вокруг своей оси, я развернулся и, перехватив топор, ударил его обухом об пол. Полено развалилось пополам. Внутри оно и правда оказалось сыровато. Но это не проблема. Лишь бы загорелось, а там — в печи высохнет.
Пока я осматривался, услышал что совсем близко свистит коса. Гав успел добраться до бани и мощным рывком отворил дверь.
— Что скажешь? — спросил он, а сам с теплотой в глазах заглянул в парилку.
Очевидно, что у него с этим местом связано много приятных и в то же время грустных воспоминаний.
— Можем выковылять окна из салая, а потом баньку затопим, — улыбнувшись, ответил я.
— Ага. Затопим, — хмыкнул он. — Шустрый ты, спасу нет. Дай топор. Пойду выковыливать, — передразнил меня Гав.
— Удачи, — я протянул ему топор, а сам отправился в дом.
Мама подмела полы, но это мало чем помогло. Здесь их надо было не подметать, а капитально так замывать. Я бы с радостью помог ей и принёс воды, вот только до воротка колодца, не достану. Да и не уверен я в том, что смогу дотащить десятилитровое ведро, не расплескав всю воду. В итоге маме пришлось самой тащиться к колодцу.
Спустя пару минут она принесла ведро воды. Посмотрела на пол, покрытый чёрным слоем пыли и грязи. Тяжело вздохнула и просто вылила воду на пол. Лужа растеклась по всему дому. Мама взяла ветхую швабру из угла рядом с печкой, обернула швабру тряпкой, которая некогда была моей простынёй, и принялась мыть пол.
Я же стоял и наблюдал за происходящим, чувствуя себя довольно бесполезным. Должен сказать, что это неприятное чувство. Поэтому решил и себе найти занятие. Взял одну из своих рубах, намочил её и принялся протирать обеденный стол и стулья стоящие, на кухне.