Эволюционер из трущоб. Том 6
Шрифт:
— А-а-а… Мы, это. Так мы и не видели её даже. Скажи, Михалыч? — нашелся второй боец.
— Так, да. Не видели, ясен пень. У нас шаболд в кабаке хватает. На кой-чёрт нам эта? — стал оправдываться побитый оспой, и своими словами задел не только Лику, нои меня.
— Зато я всё видел, — стальным тоном отчеканил я. — И как мы будем решать этот вопрос?
— Слышь, сопля. Ты давай, не выделывайся. А то мы тебя прирежем по тихой грусти, да в сугробе прикопаем, — пригрозил Михалыч.
— Я даже не сомневался в том, что вы, бесчестные скоты, поднимете руку на ребёнка. Но есть один нюанс. Девчонку-то
Разломщики переглянулись и нервно сглотнули. Видать, им не понравилась нарисованная мной картина.
— И как мы можем замять вопрос? — спросил второй боец, который был явно умнее своего товарища с оспой на морде.
— Выворачивайте карманы, — усмехнулся я, сложив руки на груди.
— Сучонок, — покачал головой Михалыч. — Ты ещё пожалеешь, — пригрозил он и вытащил из карманов куртки пачку сигарет, складной нож, зажигалку и фляжку с самогоном.
— Рот свой прикрой и доставай всё, что есть в штанах и внутренних карманах куртки. Я с вами играться в игры не собираюсь, — холодным тоном добавил я.
В комнате повисла звенящая тишина. Судя по глазам бойцов, им было страшно столкнуться с гневом Фрола, но при этом чертовски хотелось вспороть мне брюхо. Оно и понятно. Ведь с ними так нагло общался даже не пятилетка, а двенадцатилетний пацан. Если пятилетке можно было простить дерзость, списав всё на глупость, то подросток уже точно знает, что делает и говорит.
Скрипя зубами они выложили на стол всё, что было в карманах. Тысяча триста рублей и прочий хлам, который даже не заслуживает перечисления. Думаете, я забрал у бойцов последние деньги и ушел? Конечно же, нет. Я что, по-вашему, настолько добр? Я сгрёб со стола всё, что было, до последней песчинки. Сбросил этот хлам в ворот рубахи и направился к выходу.
— Живите. Кретины. И ещё одно. Решите навредить мне, я позабочусь, чтобы Фрол узнал о вашей пижамной вечеринке, — презрительно бросил я, окинув их с ног до головы.
— Чё? Какие ещё пижамы? — шепотом спросила жертва оспы за моей спиной.
— Да замолкни ты, — буркнул его товарищ.
Выйдя из комнаты, я со всего размаха шарахнул дверью, да так, что даже штукатурка посыпалась. Это было приятно. У выхода меня ждала Лика. Руки дрожат, но на лице улыбка. Я взял девушку под руку и вышел на мороз. Мы перешли улицу и свернули за угол.
— Ты как? — спросил я, посмотрев Лике в глаза.
— Я боялась, что ты за мной не вернёшься, и тогда… — Губы девушки задрожали, но я не дал ей разрыдаться. А ещё я ощутил от неё лёгкий перегар. Видать, самогона она всё же отхлебнула, чтобы потянуть время.
— Ты умница. Всё прошло отлично, — похвалил я Лику и вложил в её руки тысячу триста рублей. — Компенсация морального ущерба, — пояснил я, увидев растерянность на её лице. — Бери-бери. Купишь себе платье новое. А если не хватит, я добавлю.
— Да за такие деньжищи можно платьев пять купить, — прошептала она, пряча деньги в карман. В глазах Лики появился блеск, и она добавила
— Мудаков? — подсказал я. — Всегда пожалуйста. Топай домой. И помни. Скоро всё изменится.
На прощание я погладил её по плечу и вздохнул, глядя, как Лика бежит по заснеженной тёмной улочке. Бедная девочка. Ей пришлось натерпеться страха из-за меня. Но благодаря её подвигу скоро ужас, накрывший жителей Ленска, пропадёт без следа, будто его никогда и не было. Я уж постараюсь.
* * *
Хабаровск.
Столица Российской Империи прекрасна! Улицы утопают в свете фонарей. Обилие ярких вывесок, зазывающих в театр, на концерт, в ночной клуб или ресторан. Дорого одетые люди снуют туда-сюда, поддавшись праздничному настрою. Да, до Нового Года немногим больше месяца, но праздник чувствуется уже сейчас!
Город украсили миллионами ярких огоньков, превративших уютные улочки в место, где в любую секунду может случиться чудо! Этого Император и добивался. Пока обыватели, разинув рот, шастают по городу и заливают глаза, опасности они не представляют.
Все эти развлечения, злачные заведения и даже игорные дома — организованы лишь для того, чтобы аристократы и зажиточный люд прожигали свою жизнь. Ведь если человек не тратит время на развлечения или работу, то у него появляется возможность думать. А что хуже всего — задавать вопросы!
Кто я? Почему я живу именно так? А не зажрался ли Император? Почему с каждым годом границы Империи тают, словно весенний снег, а самодержец ровным счётом ничего с этим не делает? Такой человек может усомниться в праведном долге патриота. Долге умереть за свою страну с оружием в руках. А если он усомнится, то может прийти к выводу, что его родину испоганил Император. Так и до бунта недалеко.
Одно дело — Архаров. Жалкий баронишка на задворках Империи. Совсем другое дело, если таких Архаровых будет много. Десяток аристократов может попортить кровь так, что забудешь, как спать по ночам, и станешь шарахаться от собственной тени. Поэтому не стоит портить настроение тем, у кого действительно есть пусть и крошечная, но власть! Пусть развлекаются, наслаждаются, тратят жизнь на пустое.
Иван Васильевич вышел на балкон дворца, сжимая в руке бокал двадцатилетнего виски. Золотистый напиток блестел в свете фонарей, согревая Императора одним своим существованием.
Позади, в глубинах огромной спальни Ивана Васильевича, к стене была прикована графиня Ольшанская. На спине алые росчерки от плетей, во рту кляп, платье разорвано на мелкие клочки. Но она сама захотела доставить Императору удовольствие. Никто не говорил, что ей при этом и самой будет приятно.
Улыбнувшись, Иван Васильевич сделал глоток виски и посмотрел вдаль. Величественная река Амур бурлила в бескрайней темноте, унося вместе с собой все тревоги и заботы. Этот звук успокаивал Императора. А чтобы слышать шум воды, Иван Васильевич велел все кабаки убрать от дворца на удаление в один километр. Это позволило жить в центре Хабаровска, но при этом иметь почти деревенскую тишину под боком.