Эволюционирующая бездна
Шрифт:
— Ладно, признаю, что в данный момент угроза выглядит существенной. Но что надо от меня Иниго?
— Он этого еще не знает. Я выполняю поступающие из другого источника приказы и должен свести вас вместе.
— Дерьмо. Кому такое понадобилось?
— Я не знаю.
— Брось! Ты серьезно, парень?
— Да.
— Ого. Так чего же ты от нас ждешь, когда мы встретимся и поговорим?
— Я не знаю. Оперативные инструкции активируются только после выполнения предыдущей стадии миссии.
— Ты не человек.
— Я был им.
Да, ему это очень, очень не нравилось.
— Мне знакомо
— Я не знаю, на кого я работаю.
— Значит, мне придется воспользоваться шансом?
— Да. И сохранить жизнь Корри–Лин.
— Гм. Подозреваю, что твой хозяин сводит меня и этого пустоголового мессию по той единственной причине, что надеется на нашу помощь в ситуации с Бездной. Да, другого объяснения быть не может. Ладно, я отключу поле. Любопытно узнать, что именно ты надеешься от меня получить. — Оззи приказал юз–дублю отключить устройство. — Но это займет некоторое время.
— Как долго?
— Представления не имею. Возможно, полчаса. Я еще ни разу его не отключал.
— Я подожду.
Оззи все время наблюдал за ним. Этот человек не шутил. Между ними не возникло неловкой паузы, не было ни быстрых взглядов искоса, ни попытки завязать разговор. Он просто стоял и сканировал окрестности, не проявляя больше никакого интереса. Совсем не похоже на человека. Его мыслительные подпрограммы в своей простоте напоминали машинный код. В чем–то Оззи мог порадоваться: на Звездного Странника это было совсем не похоже.
Спустя некоторое время Оззи почувствовал, как ментальное поле начинает сворачиваться. Как будто стали закрываться гея–частицы. Мысли, мерцающие повсюду вокруг него, меркли, и в большинстве случаев он ощутил в них сожаление и тревогу. Он и сам почувствовал горечь утраты, хотя и понимал, что это лишь временное явление. Он так давно жил в ментальном поле, что привык считать его неотъемлемой частью своего существования.
— Готово, — мрачно объявил он и отбросил со лба прядь волос.
Его шевелюра так пропиталась водой, что начала слипаться в непривлекательные крысиные хвостики.
У мужчины задергалась левая щека. На лице начало проявляться выражение, словно очерченный карандашом контур заполняла краска. Из груди вырвался долгий тяжелый вздох, словно свидетельствующий о тяжких испытаниях.
— Вот и хорошо.
Оззи, не скрывая своего любопытства, окинул его внимательным взглядом.
— Что происходит?
Ему вдруг очень захотелось снова включить ментальное поле и ощутить мысли этого странного человека. Но на восстановление системы может уйти несколько дней.
— Вернулся режим нормального мышления. — Он с усмешкой покосился на бесчувственное тело Корри–Лин. — В некоторых случаях это совсем неплохо.
— А что же работало в твоих мозгах до сих пор?
— Что–то вроде ограниченного режима, предназначенного на случай повреждения нервной системы.
— Угу.
— При моей профессии физическое воздействие на нервную систему весьма вероятно, а этот режим позволяет функционировать при неблагоприятных обстоятельствах.
— Неплохой вариант. Какие же неблагоприятные обстоятельства ты нашел здесь?
— Телепатический эффект действует на меня не лучшим образом.
— Ладно, — протянул Оззи. — Так кто же ты все–таки такой?
— Аарон.
— Отлично.
Аарон усмехнулся.
— Да. И спасибо, что согласился со мной встретиться. Аварийный режим не предусматривает проявлений вежливости.
— Слишком слабо сказано. Ты ведь говорил, что не имеешь представления, зачем сюда прилетел.
— Отчасти, да. Когда Иниго очнется, я буду знать, о чем вас попросить. Я полагаю, это прекращение фазы поглощения Бездны.
— Ну, конечно. Займусь сразу после обеда. Может, сразу дать команду подготовить боевые суперкорабли? Или мы проскользнем через заднюю дверь и украдем у плохих парней оставленный без присмотра источник питания?
Аарон улыбнулся с видом терпеливого родителя.
— А в Темной Крепости имеется задняя дверь?
— Парень, ты мне не нравишься.
— Я догадываюсь, что это будет нелегко.
— Ты себе даже не представляешь, насколько нелегко.
По утрам Араминта, едва проснувшись, часто выходила на балкон, откуда открывался вид на Золотой Парк, и любовалась рассветом и игрой первых солнечных лучей на верхушках белых колонн вдоль Верхнего лесного канала. Более тысячи человек обычно приветствовали ее радостными возгласами и взмахами рук. Почти все они оставались в парке круглые сутки, что вызывало серьезное неудовольствие властей. Но Араминта приказала клирикам не трогать людей. Чем больше вокруг нее было поклонников, тем увереннее она себя чувствовала. Она до сих пор делилась со всеми тем, что видела, и поначалу это причиняло огромное неудобство при посещении туалета, но скоро она научилась ограничивать поле зрения и соблюдать осторожность, переводя взгляд. Ей даже думать не хотелось, что будет во время критических дней, но, к счастью, окружающим хватало учтивости не упоминать об интимных подробностях.
Она радовалась, что способна полностью держать свои мысли под контролем (иногда для поддержки прибегая к помощи композиционной программы Ликана). Без этой дисциплины она оказалась бы совершенно беззащитной перед Гея–сферой. Мысли преданных поклонников успокаивали ее одним только ощущением безграничной благодарности. От остальных, тех, кто не испытывал по отношению к ней ни малейшего восторга, она старалась держаться подальше. Но, несмотря ни на что, она не могла не чувствовать их ненависть и подозрительность. Час за часом на нее бесконечными потоками обрушивались обвинения и оскорбления большей части человечества. Ярость людей не знала пределов. Араминту называли воплощением зла в человеческом облике. И она втайне признавала их правоту. В сущности, именно она собиралась запустить процесс, который, вполне вероятно, приведет к всеобщей гибели.
Араминта приветственно помахала рукой толпе последователей и вернулась в комнату. Ванна в ее апартаментах была настолько большой, что почти годилась для плавания, но никто — ни Сновидец, ни Духовный Пастырь — не позаботился установить где–нибудь в углу споровый душ. Если резиденты парадных покоев хотели помыться, им приходилось делать это старомодным способом. Араминта вошла в воду, подогретую до температуры тела, и начала размазывать по коже жидкое мыло. Этот процесс всегда вызывал в ее памяти темный период жизни Эдеарда в компании постоянно сменявшихся красоток, показанный в тридцать третьем сне. Затем она дала команду душу и, смывая с себя пену, невольно задумалась о том, как же это похоже на съемки в порнофильме.