Эволюция бога: Бог глазами Библии, Корана и науки

Райт Роберт

Даже когда Яхве действует явно в мифологической манере — допустим, убивает многоглавого змея, — библейские упоминания мимолетны: единая сюжетная линия отсутствует. «Библия изобилует мифическими образами», — отмечает Марк С. Смит, однако «миф как нарратив» практически отсутствует [383] . Дефицит нарративного мифа Смит объясняет, помимо всего прочего, изьятием [384] . Он утверждает, что ближе к середине I тысячелетия до н. э. мифологические мотивы устарели; иудейские писания, созданные в то время, представляют Бога менее антропоморфным, чем ранее, а иногда как не имеющим формы [385] . Смит считает, что в этот период, когда к мифам относились неодобрительно, ранние тексты редактировали и корректировали; возможно, жрецы сочли свои представления о Яхве не согласующимися с ранними рассказами о его подвигах и решили «не сохранять их, тем самым, по сути дела, подвергая их цензуре» [386] .

383

Smith (2001), p. 174.

384

В

числе прочих факторов Смит ссылается (см. его Memoirs of God) на динамику устной передачи и ее влияние на культурную память, а также культурную «амнезию».

385

Например, Втор 4:12; см. Smith (2001), р. 176.

386

Smith (2001), р. 177. См. также Keel and Uehlinger (1998), p. 317.

Но зачем было трудиться? Даже если миф вышел из моды, зачем понадобилось стирать память о его былой популярности? Вероятно, все дело в высоких теологических ставках. В конце концов, мифологические боги имели дело с другими могущественными богами, порой их воле перечили, а кто посмеет перечить Богу, если он один и всемогущ? Иными словами, мифология означала политеизм. Значит, вычеркивание из писаний ранних мифологических повествований могло быть частью более масштабного проекта: переписывания писаний, чтобы они подразумевали, что еще на заре существования израильской религии Яхве был всемогущим и достойным исключительного поклонения. (Марьо Кристина Аннета Корпель сравнила угаритские и библейские описания богов и обнаружила «поразительно» схожий язык с акцентом на «силу, честь, божественность и милосердие», в то время как «все, подразумевающее слабость, смирение или желание, исключено из Ветхого Завета». [387] )

387

Korpel (1990), p. 625.

Эти мотивы могли бы объяснить, почему мифологические моменты определенного рода пережилиредактирование. Не один раз сюжетная линия продолжается ровно настолько, чтобы указывать: если основа для политеизма и существовала когда-то, то теперь ее больше нет. В Пс 81 упомянутая выше сцена с «сонмом богов», среди которых Бог произносит суд, заканчивается тем, что Бог предсказывает смерть слушателей; или, согласно одной распространенной интерпретации, приговариваетих к смерти за провинности [388] .

388

Как отметил Марк С. Смит, в этом стихе, как и во Втор 32:8, выше, выражение «Всевышний» (или «Элион», традиционное имя Эль) делает смысл менее очевидным, чем предполагают стандартные интерпретации. Иными словами, здесь Яхве может и не быть главойсонма богов, божественного совета. Предположение, что он глава, явно призвано подкрепить распространенное толкование, согласно которому он приговаривает богов к смерти, а не просто предрекает им смерть.

Подобно этому, встречи Яхве с богами Море и Река продолжаются лишь до тех пор, пока он не успевает мимоходом разделаться с этими докучливыми пережитками былого политеизма. Оставить в тексте этучасть наследия Ваала и приписать ее Яхве было безопасно с теологической точки зрения. А как же неудачи Ваала, например, то, что он «поглощен» Мотом, богом смерти? Подобное унижение не к лицу богу, достойному исключительного поклонения, и писания в отредактированном виде действительно не говорят о том, что Яхве унаследовал эту часть личности Ваала. Зато мы видим в Книге пророка Исайи обещание, что Яхве в конце концов «поглотит» Мота «навечно», — это явное утверждение превосходства Яхве не только над Мотом, но и над Ваалом [389] .

389

Ис 25:8; см. Smith (2001), р. 36.

Значит, редакторы середины I тысячелетия, по мнению Смита, способствовавшие демифологизации Библии, не были настроены на искоренение мифа как такового. И действительно, лишь позднее переводчикипеределали «Море» в «море», «Реку» в «реку» и «Смерть» в «смерть». Скорее, врагом был миф, в котором значительные роли доставались богам помимо звезды спектакля. И поскольку нарратив вызывает интерес, только когда его результат неоднозначен — то есть когда могущественный персонаж в нем не один, — смерть подобных мотивов означала смерть истинного мифического повествования.

Переход от политеизма и мифического нарратива можно мельком увидеть отраженным в осколках мифов, уцелевших в Библии. В распространенном переводе один из стихов Книги пророка Аввакума гласит: «Бог грядет… от горы Фаран» и «пред лицем Его идет язва, а по стопам Его — жгучий ветер» [390] [в английском тексте вместо «жгучего ветра» — «мор» или «чума». — Прим. пер.]. Но древнееврейскими словами «язва» и «чума» называли боговязвы и чумы, Дебера и Решефа [391] . В ханаанском пантеоне оба были яростными разрушителями [392] , но как отмечал Смит, этот компонент их индивидуальности не вписывался в Библию. Скорее, они появились в ней как малозаметные члены свиты Яхве. И переводчики последующих времен, сделав из имен богов нарицательные существительные, превратили Язву и Чуму из малых богов всего лишь в проявления власти Яхве, причем абстрактные проявления. По-видимому, здесь Яхве повторяет стратегию, которую мы рассмотрели

на примере Мардука в предыдущей главе, — отходит от монотеизма путем незаметных завоеваний, ассимилируя других богов и превращая их в самого себя.

390

Авв 3:5; см. Smith (2001), р. 149. Coogan (198), рр.119–120, и другие утверждали, что библейские упоминания о женской «мудрости» не просто персонификации, а обращения к некой богине, возможно, одной из супруг Бога. Подробнее о мудрости см. главу 9 данной книги. См. также Lang (1999).

391

См. Smith (2001), р. 149.

392

См. Xella (1999) и del Olmo Lete (1999). Дебер в угаритских текстах — «бог разрушения», Решеф — бог сражений и болезней. Ольмо Лете утверждает, что этот стих в Книге пророка Аввакума «соответствует древней месопотамской традиции, в которой „язва“ и „чума“ присутствовали в свите верховного бога Мардука»; в Пс 90:6 «это Яхве освобождает преданных ему от страха перед ночным демоном Дебером». К библейским упоминаниям о Решефе как боге или демоне относится Иов 5:7 и, возможно, другие стихи; см. Day (2000), pp. 197–208.

Отрывок из Книги пророка Аввакума иллюстрирует рассуждения Смита о том, каким образом ханаанский политеизм вылился в израильский монотеизм. Боги, занимавшие в пантеоне места ниже Эль, такие, как Дебер и Решеф, постепенно утрачивали статус, пока не исчезли совсем. Когда с этой реорганизацией на среднем уровне было покончено, от сокращенного пантеона осталось лишь божество, занимавшее самую верхнюю ступень — теперь его звали Яхве — и сверхъестественные существа на самой низшей ступени — божественные вестники, или ангелы [393] .

393

Day (2000), pp. 232–233, предлагает несколько иной сценарий: «Семьдесят сыновей Бога, изначально названных богами пантеона во главе с Эль, с которым стали отождествлять Яхве, теперь были понижены в статусе и стали ангелами, семьюдесятью ангелами-хранителями народов, упомянутыми в 1 Енох».

Перекрестное опыление

Теолог Роберт Карл Гнас прозорливо заметил в 1997 году, что «сдвиг парадигмы» происходит по мере того, как все больше исследователей признают «постепенную эволюцию сложной яхвистской религии из политеистического прошлого». Все чаще и чаще «представления о постепенном возникновении монотеизма сочетаются с пониманием интеллектуальной преемственности Израиля и Древнего мира в целом» [394] .

«Интеллектуальная преемственность» — органическая связь между религией Израиля ипредшествующими ей религиями — определенно укладывается в рамки, которые мы видели в нескольких последних главах. Боги меняют характер, сливаются с другими богами и получают новые имена, при этом радикально меняются верования, тем не менее совершенно новые религии не возникают ниоткуда. Даже египетский фараон Эхнатон, не чуждый теологических новшеств, сотворил свой монотеизм из подручных средств: Атон, его единственный истинный бог, ранее существовал в политеистическом контексте и впервые обрел форму как потомок бога солнца Ра.

394

Gnuse (1997), pp. 12, 14, 62–63. См. Gnuse, pp. 66–67, о популярности в 1940–1970 годах тезиса о ранней монотеистической революции.

БОГИ МЕНЯЮТ ХАРАКТЕР, СЛИВАЮТСЯ С ДРУГИМИ БОГАМИ И ПОЛУЧАЮТ НОВЫЕ ИМЕНА, ПРИ ЭТОМ РАДИКАЛЬНО МЕНЯЮТСЯ ВЕРОВАНИЯ, ТЕМ НЕ МЕНЕЕ СОВЕРШЕННО НОВЫЕ РЕЛИГИИ НЕ ВОЗНИКАЮТ НИОТКУДА

Однако интеллектуальная преемственность способна выйти запутанной, как в случае с Древним Израилем. Главой ханаанского пантеона был Эль, и в начале этой главы мы видели, что существуют причины полагать: Яхве унаследовал немало характерных особенностей Эль [395] . Но теперь мы видим также причины поместить Яхве в родословие Ваала. Яхве описан языком, которым ранее описывали Ваала, он сражается с теми же мифическими существами, с которыми сражался и Ваал. (В одном библейском стихе даже, по-видимому, отождествляется его дом, гора Сион, с домом Ваала, горой Сапан. [396] ) Так как же обстояло дело? Каким образом Яхве стал отчасти Эль и отчасти Ваалом? Как примирить два его наследия?

395

Иногда высказывается мнение, что к началу I тысячелетия до н. э. Ваал вытеснил Эль с места во главе ханаанского пантеона, но Handy (1994), pp. 70–72, сомневается в его правомерности.

396

См., например, Parker, ed. (1997), p. 86. Соответствующий отрывок — Пс 47:1–3, в тексте которого исследователи усматривают отождествление дома Яхве, горы Сион, и горы Сапан. См. подробный анализ у Day, pp. 107–116.

Прежде всего следует вспомнить, что боги — продукты культурной, а не биологической эволюции. В биологической эволюции линии родства ясны. Можно получить все свои особенности либо от одного родителя, либо от обоих, — в зависимости от того, клональным или сексуальным способом воспроизводится конкретный вид. Так или иначе, с началом развития яйцеклетки наследие определено: дальнейшего воздействия на ДНК уже не будет. В отличие от этого, при культурной эволюции возможно непрерывное «перекрестное опыление». Вот почему английский язык, несмотря на то, что его называют «германским», имеет сходство с романскими языками. Спустя долгое время после того как германские племена осели в Англии, язык, на котором говорили их потомки, пополнялся за счет обмена словами с французским языком жителей противоположных берегов Ла-Манша. И если уж на то пошло, сам «германский» источник пополнялся из нескольких других, в том числе благодаря англам и саксам, а также другим племенам.