Эволюция военного искусства. С древнейших времен до наших дней. Том второй
Шрифт:
Наполеон еще до сражения стремился образовать запас войск, в виде массированного резервного порядка, который в бою начинал расходоваться. Отсюда, при значительных фронтах, затруднения в развитии охвата и естественное тяготение к фронтальному удару-прорыву неприятельского центра. Мольтке в инструкции для высших войсковых начальников 1869 года подчеркивал, что если накануне боя такое сосредоточение будет действительно иметь место, то удар на противника по двум скрещивающимся направлениям, имеющий наибольшие шансы на успех, мажет быть достигнут только путем нового, требующего времени и труда, опасного флангового марша перед фронтом противника, с целью разделить свои войска на две массы: «Несравненно выгоднее сложатся обстоятельства, если в день боя войска сконцентрируются на поле сражения с различных исходных пунктов, если операция велась таким образом, что приводит с различных сторон, последним коротким переходом, одновременно и на фронт, и на фланги противника. В этом случае стратегия даст лучшее, что может быть вообще достигнуто, и
Лейтмотив операционною искусства Мольтке, — это стратегическая подготовка тактического ущемления противника на поле сражения, путем раздельного сохранения двух масс — двух половинок щипцов, которые не должны быть сжаты до тех пор, пока между ними не окажется противник. В 1866 году краткая телеграмма 22 июня, содержавшая приказ о переходе в наступление, гласила: «Его величество приказывает обеим армиям вторгнуться в Богемию и искать соединения в направлении на Гичин. VI корпус остается у Нейссе».
Эта ориентировка на Гичин двух вторгающихся с разных сторон прусских армий понималась командующими армиями, как требование пробиться во что бы то ни стало друг к другу и стать непосредственно локоть к локтю. Мольтке же вкладывал совершенно иной смысл в понятие «соединиться у Гичина». Если старый принцип военного искусства гласил, что никогда не следует назначать пунктом сосредоточения своих войск место, где неприятель может нас предупредить, то Мольтке, по расчету времени, по-видимому, предполагал, что в Гичине, к моменту подхода пруссаков, окажется центр тяжести австрийской армии. «Соединение» прусских армий у Гичина в устах Мольтке означало ущемление между ними у Гичина австрийцев. Поэтому, когда выяснилось, что австрийцы, изменив свои намерения, очистили район Гичина, то воспитанные в наполеоновских идеях командующие армиями стремились продолжать успешный марш навстречу друг другу, чтобы стать непосредственно локоть к локтю, но Мольтке заботился, чтобы у него остались две половинки щипцов, а не наполеоновское шило, и остановил обе группы в 25 кмфланг от фланга. Мысль Мольтке ориентируется теперь на новое движение к противнику с двух различных сторон, приводящее к сражению при Кениггреце.
Руководящий мотив стратегии Мольтке — выход двух раздельных масс, двигающихся по скрещивающимся направлениям на одно поле сражения — требовал изменения организации управления, покоившегося на наполеоновских методах действия одной массы.
Директивы. Мольтке первый успешно применил деление массы войск, действующих на одном театре, на частные армии. Частная армия, двигающаяся по особому направлению и выполняющая в операции особую роль, должна располагать и достаточной самостоятельностью. С увеличением масс, сохранение наполеоновского принципа централизованного управления приказами представляет значительную опасность. Мольтке заботился о том, чтобы не подавлять самостоятельности армейского командования, а открыть ему все возможности разумно распоряжаться, исходя из быстро меняющейся обстановки. Достаточный простор для работы командования отдельных армий достигался тем, что Мольтке управлял преимущественно не приказами, а директивами, т. е. ограничивался постановкой целей, часто довольно отдаленных. В постановку ближайших задач, вообще в сферу исполнения, Мольтке избегал вмешиваться; но когда это являлось необходимым для обеспечения взаимодействия двух армий и для устранения трений между ними, Мольтке не останавливался перед тем, чтобы самому регулировать детали. Но, по существу, работа на одном театре войны отдельными армиями, управляемыми директивами, вполне отвечала особенностям оперативного искусства Мольтке.
Устройство тыла прусских армий. По понятиям прусской армии того времени, снабжение войск во время операций составляло дело военного министерства и штабов корпусов. Генеральный штаб не вмешивался в подготовку операции в отношении снабжения, армейское командование им не руководило; заботы о снабжении децентрализировались.
Опыт наполеоновских походов в отношении организации снабжения был радикально забыт. Военные историки XIX века снабжением не интересовались. Оперативное искусство шестидесятых годов было так же далеко в 1866 г. от вопросов устройства тыла, как в 1914 г. от вопросов организации политработы. Полевые интенданты руководились оставшимся в Берлине департаментом военной экономии; только в течение самой войны была осознана невозможность такого положения и начальник этого департамента был обращен в генерал-интенданта ставки.
Повозок для продовольствия в частях войск вовсе не имелось. Каждый корпус располагал 5 продовольственными транспортами по 30 четверочных повозок казенного образца. Сверх того, каждый корпус должен был получить обоз из 400 обывательских повозок, с невоеннослужащими обозными. В целях экономии военное министерство оттягивало формирование этого обывательского обоза до последней возможности. В результате, к началу операций только корпуса 2-й армии успели их получить. Из чрезвычайно трудного положения войска вышли путем реквизиции обывательских подвод. Так как трудно было рассчитывать найти после совершения перехода новые подводы для реквизиции, то однажды взятые подводы обычно не отпускались, а задерживались при войсках. Отсюда различные части оказались совершенно по-разному обеспечены обозом. Большинство полков везло солдатские ранцы на подводах.
В войну 1866 г. расход огнестрельных припасов был ничтожен; прусская пехота расстреляла всего по 7 патронов на стрелка, артиллерия — по 40 снарядов на орудие. Поэтому никаких осложнений пополнение огнестрельных припасов не вызывало. С продовольствием же пришлось туго. Район развертывания не был заблаговременно обеспечен продовольственными магазинами. Положение прусского казначейства было нелегкое, и, чтобы уменьшить немедленно подлежащие покрытию издержки, прусский министр финансов настоял на территориальной системе довольствия: каждая провинция должна была заготовить провиант и фураж на четыре недели для мобилизованных в ней людей и лошадей: каждый корпус должен был базироваться непосредственно на свой корпусный округ и выписывать из него все для себя необходимое. Ввиду неудовлетворительности полевых хлебопекарных печей [77] , корпуса оставили в мирных гарнизонах хлебопекарные команды и рассчитывали получать по железной дороге свежий хлеб. Таким образом для действовавшего в Богемии рейнского корпуса пруссаков хлеб выпекался в Кельне; только через одни сутки после выпечки хлеб можно было грузить; хлеб и продовольствие в поездах должны были прорваться через враждебный Ганновер, где шли военные действия; поезда с продовольствием и хлебом вынуждены были пропускать внезапные оперативные переброски войск; хлеб годен в пищу только в течение 9 дней после выпечки. Даже высланный из Берлина хлеб обращался в пути в негодность и попадал в войска в зацветшем виде.
77
Даже в 1870 г. имелось только 18 новых железных хлебопекарных печей; остальные были образца семилетней войны. Большинство четверочных конных повозок корпусных продовольственных транспортов являлись ветеранами наполеоновских войн.
Вскоре пришлось ввести поправку: из дальних провинций хлеба, сена, соломы не отправлять, а вести только муку и овес. При всем уродстве этой снабженческой картины и при всей массе наделанных ошибок, метод действия пруссаков свидетельствовал, что при наличии железных дорог нет необходимости в устройстве базы в фридриховском понимании этого слова, т. е. в заблаговременном оборудовании пограничной полосы огромными интендантскими магазинами, рассчитанными на несколько месяцев и прикрытых крепостями. Базой становилась уже вся страна. Оказывалось возможным внезапное развертывание на новом фронте и быстрое развитие операций в непредусмотренном раньше направлении.
Прусские железные дороги были обеспечены органами управления военных сообщений (линейные комиссии); в плане перевозок. Мольтке заботливо оставил один поезд графика каждой линии незанятым — под продовольственные потребности. Но так как не было сводки потребностей в армиях, а корпуса и их подрядчики выписывали все положенное — нужное и ненужное, то органы военных сообщений не имели возможности продвинуть войскам то, в чем последние испытывали наибольшую нужду. В частности, театр военных действий оказался очень богат зеленым кормом, и войска всюду отказались брать со станций сено и солому. А последние аккуратно, в полной потребности, высылались провинциями на пограничные станции; пути оказались забитыми вагонами с сеном и соломой, которых никто не хотел выгружать. Это было настоящее бедствие. В начале июля перевозка соломы была воспрещена; в середине июля догадались уменьшить посылку сена до 10 %, штатной потребности. Но конечные станции разгрузить почти не удалось, так как полевые интенданты, плохо знакомые с вопросами эксплуатации железных дорог, предпочитали оставлять свои запасы на колесах и забивали тем питающие их станции. Колоссальное количество продовольственных припасов и почти весь хлеб испортились в пути или при стоянке на забитых станциях.
Военное министерство имело в виду снабдить продовольственные транспорты корпусов четырехдневным запасом сухарей. Однако не было предусмотрено, чтобы транспорты были в своих гарнизонах уже нагружены продовольствием. Они перевозились в район сосредоточения с пустыми повозками; а доставка к ним сухарей военным министерством, не имевшим их мобилизационного запаса, особыми эшелонами опоздала.
Большим злом являлось употребление транспортов не полностью, а враздробь, с отсылкой на головные станции опустевшей части повозок. Последние блуждали, обозные теряли всякую дисциплину. После сражения под Хениггрецем пустые продовольственные транспорты были наполнены ранеными и отправлены за 60–70 кмв тыл, на станции Турнау и Рейхенберг. Армии вследствие быстрого дальнейшего наступления не увидели больше этих транспортов вплоть до перемирия.