Эволюция

Бакстер Стивен М.

Могучий народ горилл избегал приключений на краю леса и удалился в густую зелёную чащу. Здесь они начали использовать источник пищи, конкуренция за который была невелика: листья, кора и незрелые плоды, которые не переваривал ни один из остальных видов гоминид, а также орехи и семена, слишком прочные, чтобы их могли расколоть другие животные. Чтобы приспособиться к такому образу жизни, они, как толстобрюхи и гигантопитецины, приобрели огромный кишечник, затрачивающий много энергии на обработку их малопитательного корма, и крепко сбитые черепа, способные приводить в движение их огромные челюсти с плоскими, словно плитки, зубами.

Также изменилась их социальная жизнь. В густом лесу, где всегда было в достатке листьев и коры, устойчивые

группы самок собирались вместе и жили за счёт ресурсов единственного участка леса. Самцы стали одиночками, и каждый из них старался удержать свою власть над самками на своей территории. Поэтому самцы стали крупнее самок, а преимуществом грубой физической силы была имеющаяся у каждого самца возможность отогнать любого, кто захотел бы узурпировать его власть.

Вид человека-гориллы был в числе наименее интеллектуальных гоминид своего времени. Этот большой кишечник была очень энергозатратным приспособлением; чтобы сбалансировать свой бюджет, его тело в ходе адаптации должно было принести в жертву что-то в другом месте. Быть умником не так уж важно, если жить среди гарема в тусклом и постоянном сумраке лесной чащи, и потому у народа горилл большие мозги примата, очень дорогостоящие в плане снабжения кровью и энергией, постепенно усохли.

Но из-за того, что самец гориллы мог быть уверен в постоянной доступности своих самок в сексуальном плане, его яички были маленькими. По сравнению с ним худощавые питеки, люди-шимпанзе, должны были спариваться так часто, как это было возможно, и с таким количеством самок, с каким могли, поэтому им были нужны крупные висячие яички, производящие океаны спермы, и они так охотно демонстрировали их.

В рамках этих основных типов питеков, грацильных людей-шимпанзе и гориллоподобных типов мощного телосложения, существовало множество вариантов. У некоторых усилилась способность к двуногому хождению. Другие почти отказались от неё. Некоторые из худощавых приматов были умнее прочих; некоторые представители гориллоподобной ветви были глупее остальных. Среди худощавых были такие, кто использовал даже более примитивные инструменты, чем Капо, и гориллообразные, которые использовали более сложные инструменты, нежели каменные осколки грацильных питеков. Были крупные и мелкие, медлительные и бегуны, пигмеи и великаны, хрупкие всеядные существа и травоядные с высокими коронками зубов. Были существа с мордами, выступающими, как у шимпанзе, и другие, с изящными уплощёнными лицами, почти как у человека. И существовало много помесей между разными типами, огромное разнообразие подвидов и гибридов, ставших украшением карнавала возможностей гоминид.

Озадаченные палеонтологи будущего, пробуя сложить общую картину этого многообразия из фрагментарных ископаемых остатков и каменных орудий, разработают сложные генеалогические древа и номенклатуру, называя свои предполагаемые виды Kenyanthropus platyops; или Orrorin tugenenis; или Australopithecus garhi, africanus, afarensis, bahrelghazali, anamensis; или Ardipithecus ramidus; или Paranthropus robustus, boisei, aethiopicus; или Homo habilis. Но лишь немногие из названий отражают действительность. И вдобавок границы между этими категориями существ были очень размытыми. Конечно же, в реальном мире такие наименования не имели значения; были лишь индивидуумы, борющиеся за то, чтобы выжить и вырастить своё потомство, чем они всегда и занимались.

Многие представители этого разнообразного собрания окажутся навсегда потерянными во времени, их бедные кости будут навсегда поглощены жадной лесной зеленью. Никакой человек

никогда не узнает, каково было жить в мире вроде этого, переполненном таким множеством различных типов людей. Это был настоящий бурлящий котёл эволюции: на основе успешного по своей сути нового плана строения тела возникло великое множество вариантов.

Но ни у одного из этого несметного числа видов не было будущего, потому что весь этот обезьяний народ цеплялся за лес. Пальцы их рук и ног оставались длинными и изогнутыми, чтобы помогать хвататься и держаться за стволы дерева, а их ноги представляли собой специфический компромисс между потребностями древолаза, ходящего на четвереньках, и двуногого существа. Ночью они даже делали гнёзда на верхушках деревьев, как их предки, жившие в лесу до них. А их мозг никогда не развивался до размеров, сильно превышающих размер мозга у Капо, а также их кузенов, предковых форм шимпанзе, потому что их малопитательный рацион не могла поддержать работу более крупного мозга.

На протяжении четырёх миллионов лет питеки были богатой, разнообразной, очень успешной и процветающей группой в семействе гоминид. Фактически, был момент, когда единственными гоминидами в мире были обезьянолюди. Но их время существенных изменений уже закончилось. Они соблазнились пристанищами и защитой, которые предоставлял лес, и это отняло у них большие возможности. Будущее принадлежало другой группе гоминид — потомкам самих же питеков — но тем, которые, в отличие от всех питеков, сделали решительный шаг прочь из леса.

Будущее принадлежало Дальней.

III

Она неохотно открыла глаза. Она видела клочок грязной земли, наклонившийся под её лицом. Подняв голову, она смогла разглядеть яркий свет, пробивающийся между тесно стоящими стволами деревьев.

Она упёрлась руками и приподняла своё тело над землёй. Листья и грязь прилипли к её грудям и раненому плечу. Она воспользовалась стволом дерева, чтобы выпрямиться, и постояла неподвижно, пока сердцебиение не пришло в норму. Затем она пошла, как могла, шатающейся походкой — через лес к свету.

Она резко вышла в свет дня. Она подняла руку, заслоняя глаза от низкого красного солнце. Земля была опалена, трава почернела, почва потрескалась и высохла. Но за небольшим подъёмом она видела блеск воды: ручей, который бежал с разрушенных эрозией холмов немного дальше.

Она не знала этого места. Она прошла прямо сквозь лесной массив, с востока на запад.

Она осторожно шагнула вперёд. Опалённая земля всё ещё была горячей — в разных местах ещё дымились пни и кустарники — а жёсткие листья травы повреждали её ступни. Вскоре нижняя часть её ног, уже грязных со времени, проведённого ею в лесу, была покрыта густой чёрной сажей.

Но она добралась до воды. Ручей был прозрачным, а течение — быстрым. Он бежал по ложу из окатанных вулканических булыжников, и кусочки почерневшей растительности плыли по его поверхности. Она погрузила в воду лицо и жадно пила. Грязь и высохшая кровь оттирались с её кожи, а застарелая вонь дыма в её носу и горле начала рассеиваться.

А затем она услышала крик. Голос. Слово. Но это не было слово, которое она знала.

Она выбралась из воды и залегла за выветренным валуном. В её мире незнакомцы были плохой новостью. Как и её кузены-питеки, её люди-кочевники были отчаянными ксенофобами.

Человек становился на колени на земле, его руки проворно обшаривали опалённую почву в поисках разных находок, которые оставил после себя пожар. Он был молодым, с гладкой кожей и густыми волосами.

Он поднял с земли почерневшую ящерицу, жёсткую и неподвижную. С помощью особого рода обработанного камня — его форма не была ей знакома — он соскоблил обугленную кожу, открывая кусочек розовой плоти, который он сразу же проглотил. Затем он нашёл змею, гадюку, опалённую до неподвижности. Хотя он пробовал прорезать её сожжённую шкуру, она была слишком жёсткой, поэтому он выбросил маленький труп.