Евреи и пророк
Шрифт:
– И все же говорить с ним надо.
– На счет чего?
– На счет своего наследства, ну, или власти?
Имам улыбнулся, как улыбаются слабостям любимых людей. – (Задумчиво) А разве это сейчас важно? Главное, мы друг друга любим.
– Нет, мой хороший, и это тоже главное. Без денег трудно будет нам.
Прошли те времена, когда с любимым и в шалаше рай.
– А разве ты не веришь в чистую любовь?
– Нет! Это глупости! Только в сентиментальных романах пишут, что без любви и кенгуру не скачет. Любовь
Имам стоял обиженный. Приподнял ветерок его волосы. Он смотрел на Офру холодным взглядом.
– Офра! Хочешь, я тебе открою тайну?
– Какую? Обожаю тайны!
– Боюсь, что это не та тайна.
– Ты уверен (надменно)? Что ж, говори, а мы поглядим.
– Офра! Ты хоть знаешь кто я?
– Ты принц. Будущий наследник президентского кресла.
– Нет. Это не так.
– А кто ты (с любопытством смотрит)?
– Я конюх. Поняла? Конюх! Хоть и бывший, хотя бывших конюхов не бывает. – (Застучала глазами) Не поняла А этот маскарад с династией, престолом?
Что это, сказка значит?
– Да, сказка. Угадала! И что? И как теперь? Ты сейчас меня любишь или нет?
Офра пристально посмотрела на Имама с ног до головы. Вся душа перешла в ее взгляд.
– Серьезно говоришь?
– Ну да (с улыбкою)
– Ты конюх?
– Конюх, конюх (с улыбкой)!
– Точно?.
– Так точно! И что теперь (радостно)?
– Да пошел ты на хер! Урод! Только конюха мне не хватало. Я вижу Рим, Париж и Прагу, а тут ко мне липнут конюхи. Отвянь, чмо! Ну ничего, я с Сулейманом разберусь. Это его проделки, знаю. А я – дура, поверила, повелась, как шалава на лимонад.
Имам изучающе посмотрел на Офру, улыбнулся.
– Да нет же, Офра, я пошутил. Какой я тебе конюх! Обалдела, что ли? Я принц, самый настоящий! Я просто хотел проверить, как ты любить умеешь.
Оказалось, что ты любишь только власть.
Офра, закинув руки за голову, вскрикнула, как ужаленная, затем перед ним присела на колени.
– Ох ты, чудовище! Издеваешься надо мной? Прости меня, Имам! Умоляю тебя, прости. Я сорвалась.
– Да? Простить? Ну хорошо, вставай. Вставай, говорю. Я пошутил, пошутил. – (С оттенком недоверия) Ты точно пошутил, Имам? Такие шутки я не признаю.
– Но мы же любим друг друга. Нет разве? – (Остановилась) Нет, постой. Любить то, мы любим, это само собой. Но ты точно пошутил на счет конюха?
– Ну ты мозглячка! Нет, не пошутил, я конюх. Клянусь! Ко – нюх я, ко – нюх!!! Конюх!!! Конюх! Конюх! (Заорал так, что коровы испугались и отбежали в сторону).
Второй раз Офра не выдержала такого чистосердечного признания. Она напустилась на него как бешеная.
– Ах
Опять Имам посмотрел на нее, улыбнулся.
– УфХорошо, Офра. Ладно, все. Я пошутил. Не конюх я, не конюх. Остынь!
Все! Принц, принц я на хер, вот я кто! Я сын Георгия Агаева.
– Да на хуй ты пошел!!! Не верю я тебе. Докажи!
Еще несколько раз продолжались эти маневры, где Офра дергалась, заламывала худые руки, а Имам зубоскалил. Они говорили много и долго.
Иногда он машинально тянулся к ее пышной груди, и Офра резко хлопала его по тыльной стороне ладони.
Исаак с Сулейманом стояли в палисаднике. Оба взяли в руки лопаты и начали копать. Копали долго, частенько вытирая со лба испарину, и опять копали сочную черную землю. Они принесли стебельки березы, и хотели их посадить.
– Уф, устал. Сулейман! Вот скажи, разве догма о бессмертии души не утешает бедных и несчастных? Я знаю, что ты не веришь в загробный мир, отрицаешь потустороннюю жизнь.
Но мне интересно. Пусть потусторонний мир – это иллюзия, но разве он не успокаивает и не радует? Разве это не хорошо, если человек поверит в то, что он переживет себя, и когда-нибудь он в небесах будет парить. Нет?
– УфВспотел я уже. Оф Честно говоря, – ответил Сулейман – я не думаю, что желание утешить кучку неудачников может оправдать поголовное отравление мозгов миллионов умных людей. И еще! Разве можно искажать истину ради чьего-то блага или желания?
Так будь реалистом, смирись с судьбой, которая говорит, что ты, с другими вместе, обратно будешь брошен в жопу Природы, и вскоре возродишься в какой-то иной форме. В виде бабочки может, ты появишься, а может и в виде свиньи. Не знаю.
Ибо в Природе ничто не исчезнет бесследно.
Жизнь человека – это как дерьмо в наших кишках. Пока оно в кишках, значит оно живет и мается. А когда мы опорожняемся, освобождаемся от дерьма, то тут же освобождается и дерьмо, оно не умирает, а именно освобождается.
Так же и жизнь! Пока мы якобы живем, именно якобы, значит природа нас пока не высрала, не опорожнила нас из своего кишечника. Как умрем, значит – жизнь начинается. Земной шар – это кишечник, а мы, люди – это дерьмо.
– Но дерьмо же уходит в унитаз, или в почву, на удобрения. А человек?
– Правильно. А куда после смерти уходит человек? Объясни мне пожалуйста.
Опять же в землю, на удобрение. С точки зрения природы, человек и дерьмо – это одно и тоже, а наша Галактика и кишечный тракт – почти синонимы.
Составляющие нас элементы вначале разлагаются, затем соединяются заново уже по-другому, в иных сочетаниях, как любое дерево. Оно скидывает с себя листья, а затем весною заново обрастает ими же. Но уже листочки растут по – другому, по – иному, по – весеннему.