Евреи в тайге
Шрифт:
Усердные и трезвые труженики, не находившие приложения для своего труда в витебских местечках, нашли прочную и настоящую жизнь в Биробиджане.
Как вдруг в селе открылась лавка Госспирта. Это имело неожиданные последствия для артели. Из всех евреев пил один только Иошка-Миллион. Выпив, он опьянел; опьянев, он еще выпил. Он нашел себе сердечных друзей среди местных пьяниц и без передышки стал пропивать артельные деньги. Одного он не успел пропить — своей феноменальной силы. Пьяный Иошка оказался буен. Он крушил все, что попадалось под руку, и никто не решался подойти
И вот я слышал, как евреи-колонисты в Тихонькой многозначительно говорили по этому поводу:
— Н-наши еврейчики…
Это говорили убогие старые евреи, обремененные грыжами и нищетой; хилые, беспомощные люди, которые никогда не гнули подков и никогда не пили водки. Почему они считают Иошку-Миллиона своим и даже обобщают и говорят «наши» еврейчики? В какой мере он им «наш»? Разве они привыкли у себя, в голодающих местечках, часто видеть евреев-атлетов? Или им примелькался тип еврея-пьяницы, который безоглядно пропивает деньги и с ножом в руках наводит панику на окружающих? Думаю, что нет. А говорили они, между тем, с видом людей, которых похождения Иошки ничуть не удивляют. Они точно ничего иного и не ждали от «своих» евреев! С «их» евреями иначе и быть не могло!
Страх перед антисемитизмом все еще напряженно живет в еврее. Это он иногда заставляет евреев забегать вперед перед антисемитизмом и вкладывает в уста слова нелепых самоуничижений.
3. Взгляды Хаим-Мордки Пинтеля
Биробиджанский колонист Хаим-Мордко Пинтель, человек в брезентовом пальто и болотных сапогах, имеет свой взгляд на еврейский вопрос. Однажды, когда мы с ним тащились вторые сутки на телеге, прицепленной к трактору, и у меня с еще одним спутником зашел разговор на эту тему, гражданин Хаим-Мордко вставил свое замечание:
— А я вам говорю, что евреев уже нет.
Он сделал паузу.
— Вы не понимаете? Что такое еврей? Еврей— это, когда нет правожительства, когда городовой, когда погром, когда черта оседлости, когда то нельзя, а это не можно, когда так не позволено, а так запрещено… Во! Вот это еврей и вот это еврейский вопрос. А теперь, когда нет городового и нет погрома, и я имею такие права, как другой, так нет еврейского вопроса, и кончено, и чтобы вы таки знали…
Лейзер Фридман, еврей с кадыком и в пенснэ на сухом хрящеватом носу, ехавший с нами, был не согласен с этим взглядом.
— Ка-ак?! — воскликнул он. — В местечках сидит, может, миллион евреев, что они дохнут с голоду за кусок хлеба, так вы говорите, что нет еврейского вопроса?! Дай бог всем моим врагам такую большую болячку, какой большой еврейский вопрос еще есть после правожительства.
Гражданин Хаим-Мордко Пинтель вовразил:
— Это не еврейский вопрос, я вам говорю! Это вопрос за миллион бедняков, которые они бедняки, потому что они бывшие евреи. А возьмите дайте им работу, и уже кончено, и уже ша, и уже они опять не евреи.
Он
— Ось, скажем, я! Полгода тому назад я пропадал от голода, потому что я бывший еврей и жил в, местечке, а местечко теперь не имеет чем жить. Но вот я получил наряд на Биробиджан, и приехал сюда, и увидел, что здесь будет жизнь, и остался работать. И вот я запахал и засеял, и пока оно зреет, я работаю с конем, я кошу сено, я строю дом. Так я говорю — ша, постойте, я вам уже не бывший еврей! Которые еще остались, — мои братья, отец, знакомые, — так они пока пропадают, и они таки бывшие евреи, а я нет, я не бывший, я уже будущий… Ого!.. Еще как!
Лейзер Фридман не совсем понял последние слова. Он вытянул шею вперед и вопросительно взглянул на Хаим-Мордку. Тот пояснил:
— Когда я соберу урожай и построю хату, так я буду человеком.
На этом, впрочем, не останавливалась теория Хаим-Мордки.
— Я вам так скажу, — продолжал он, — евреев нет, еврейского вопроса нет, и это чтоб вы знали. Но что есть? Есть антасамиты. Это есть люди, которые не присматриваются до нас, бо они и так видят, что хотят видеть, и всегда они нам готовы сделать поперек, и нам они не простят того, что другому простят, и они хотят сделать нас опять евреями. Только они не успеют, холера им в бок!..
Предисловие в середине текста
Читатель ждал книги об евреях, но вот он уже пробрался через столько страниц и все читает про каких-то казаков, про охотников, про туземцев, про то, когда браконьеры стреляют изюбря, и почти ничего о евреях в тайге. Почему?
В марте 1928 года ЦИК Союза отвел для сплошной еврейской колонизации район на Дальнем Востоке, заключенный между Амуром и его притоками — Бирой и Биджаной: Биробиджан. § 5 постановления ЦИК гласит:
«При благоприятных результатах сплошного заселения означенного района трудящимися евреями иметь в виду возможность образования на территории указанного района еврейской национальной административно-территориальной единицы».
Это постановление ЦИК было откликом на все растущую потребность в земледельческих районах среди обломков разоренного местечка.
Евреи, осевшие на земле в Крыму и на Украине, успели зарекомендовать себя в качестве земледельцев. Новая жизнь на земле стала все больше и больше привлекать деклассированную и обездоленную еврейскую голытьбу. Эта голытьба осталась в бывшей «черте оседлости» без экономической базы.
Одновременно нарастает и другое явление в жизни СССР: становится вое более и более очевидной невозможность дальнейшего пустования нашего Дальнего Востока под боком у перенаселенных империалистических держав.
Постановление ЦИК Союза намечало коренное разрешение сразу обеих этих важных задач.
Что представляет собой этот Биробиджан?
Он начинается у ст. Облучье Уссурийской дороги и идет почти вплотную до Хабаровска.
Общая площадь — около 4 млн. га. Из них около 2 млн. лесной площади, около 70 тысяч неудобной земли и около 2 млн. земли, пригодной для сельского хозяйства.