Еврейский блок с нотик
Шрифт:
Но гортанный иврит не приносит мне кайфа,
Как трава-мурава, сок берёзовых слёз.
Дует знойный самум, нераскрыты бутоны,
А шипы в карауле, все иголки – штыки.
Там серёжки, качаясь, охраняли перроны,
Часовыми стояли берёзок полки.
Клин летит журавлей, моё сердце на части
Разделить не смогу здесь у моря и звёзд.
Будто грёзы, морозы вспоминаются часто,
И орловская даль, где серёжки берёз.
Может
От дрожащих ресниц, многоточия слёз.
Мои розы, берёзы друг с другом не спорят,
Друг, в чехле от гитары, мне серёжки привёз.
Числюсь Алиёй
Я не поэт, не чистокровный русский,
В поэзии, могу себя распять,
Но я кропаю рифмы без нагрузки,
Без тонкостей славянских слов, от «а» до «ять».
Я не еврей, чтобы владеть стихами,
Среди поэтов числюсь алиёй,
А просыпаюсь утром с петухами —
Ночные строчки уползут змеёй.
Уйдут виденья, образы и строчки,
Хотя ушли, быть может, погулять,
Как их вернуть, без всякой заморочки,
Как вспомнить днём и всё не растерять?
Не растерять видений и сомнений,
Ожившие дымы костров в ночи,
Не усмирять проказу сновидений,
Которую не вылечат врачи.
Как сделать так, чтоб день равнялся ночи,
Для небанальных ритмов и стихов?
Прошедший день пусть строчек многоточье
Бросает на заре в ночной покров.
Где ночью строчки жили и творили,
В них рифма сладкозвучная лилась,
И девушки стихи мои любили,
Звучала песня… Днём оборвалась…
Улица в Яффо
Трамвай Москва – Тель-Авив
Сколько было исходов на рассвете (закате) веков,
Мы потеряли дорогу, где братья евреи нас ждут,
Где на камнях вырастают сады, города,
И алию хоть зовут, но не ждут никогда.
Я, алия, не заплачу у плача стены,
Молча, без слёз, я записку в стену положу,
В сердце моём не слышны отголоски
от веры струны,
Пусть полежит, как другие,
что сбудется, сам погляжу.
Еврейские проблемы, еврейские дела,
Зачем, скажи мне мама, такого родила?
Не верю я в евреев, зачем иудаизм?
Сходить что ль в синагогу? А где мой пофигизм?
В московских ресторанах на тромбоне,
Уже десятки лет сегодня разменяв,
Звезда эстрады на российском небосклоне,
Ведь мама русская здесь родила меня.
Пройду бульварами, попрощаюсь я с Москвой,
Люблю знакомые еврейские места,
Где
И напоила русских духом, красота.
Прокатиться бы мне в ваши Палестины,
Где еврейская вселенная – Израйль.
Но не помню я, не вижу я картины,
Чтоб до Тель-Авива из Москвы катил трамвай.
И мажор, и минор в фа диез
В звёздном небе для всех, кто там не был,
Хватит места, конечно, для всех.
Ночью тёмной, вглядись в наше небо,
Помолчи про свой верный успех.
Спой любимые строчки из песен,
Что мы пели в свои вечера.
Расскажи не о тех, кто известен —
О безвестных, ушедших вчера.
И, как звезды летят, сам увидишь,
Зажигаясь от самых небес,
С плачем звуков, похожих на идиш,
Где мажор и минор в фа диез.
Наше небо, всегда оно с нами,
Покаяние видит и грех,
Кто есть кто, у кого между нами
Уготован по жизни успех?
Средь зимы, запорошенной снегом,
Хоть спроси у него, не спроси,
Скажет всё тебе звёздное небо,
Почему ты её не простил…
До весны… Потому что любил…
Еврейская пластиночка
Пластиночка знакомая
Хрипит еврейским голосом,
И старая игла шуршит в ночи.
А песня мне напомнила
Про молодость, про молодость,
Ей подпоём, а лучше покричим.
Сказать тебе мне нечего,
И вижу, что не хочется,
Но ради Бога, только не молчи.
Давай с тобою вечером,
Быть может, что-то вспомнится,
Со старой песней вместе покричим.
Пластиночка закрутится,
Закончится распутица,
Сыграют в свои трубы трубачи.
Быть может, хватит мучиться,
И что-нибудь получится,
Когда споём, а лучше покричим
Со старою пластиночкой.
Моя ты половиночка,
Хотя б словечко, тихо прошепчи.
Ведь песня нас окликнула,
О молодости всхлипнула,
Давай споём, а лучше покричим.
Танцующие хасиды
Аллилуйя, если строчки пробуждают
Что оставлю, что оставлю вам в наследство,
То, что прожил, то, что видел, что любил,
Те мечты, что начинались в раннем детстве,
Что другим оставить в жизни не забыл.
Оживу в листочках манускрипта,
Гончим Псом созвездий Млечного Пути,
Фараоном древнего Египта,