Еврейский синдром-2,5
Шрифт:
Поэтому все службы работали в постоянном контакте друг с другом. Наши отделы находились на одном этаже, мы с Шейниным ежедневно виделись и очень тесно общались.
Спустя много лет, в 1989 году, мы встретились в Москве на II съезде народных депутатов СССР, где я присутствовал в качестве гостя, а Олег Семенович, занимавший в то время пост первого секретаря Красноярского крайкома КПСС, - в качестве участника съезда.
Кстати, позже моё близкое знакомство с Шейниным, уже ставшим к тому времени членом Политбюро, пытались использовать представители Хабада, чтобы вернуть
Они хотели, чтобы я обратился к Олегу Семёновичу и «по старой дружбе» аккуратно попросил его «надавить» на тогдашнего министра культуры Николая Губенко.
(Надо сказать, что Губенко был категорически против изъятия любых книг из «Ленинки», справедливо считая её культурным достоянием страны. Но бесноватые хабадники использовали позицию министра как предлог, чтобы обвинить его в антисемитизме.)
Учитывая высокий пост Шейнина и его «специализацию» - на идеологии, - такое «давление» обязательно возымело бы действие и привело к принятию «правильного» решения.,Обращаться к Шейнину мне не пришлось - просто не успел, помешал августовский «путч».
Хотя после расправы над ГКЧП, для решения «библиотечной проблемы» уже не требовалось ничьей протекции, «новая демократическая власть» сама старалась услужить черношляпникам. Хозяева и «гости» поменялись ролями…
Но, вернёмся к Олегу Шейнину, которому была отведена одна из ключевых ролей в событиях августа 91-го. Именно он возглавил делегацию от ГКЧП, передавшую требования комитета Горбачёву в Форосе.
Кроме того, в те дни все местные партийные структуры получали документы с указаниями «сверху» за подписью Шейнина. От этих инструкций напрямую зависело принятие важных решений на местах.
Поэтому значение фигуры Олега Семеновича Шейнина в событиях августа 1991 года трудно переоценить.
Его в достаточной мере оценили и следователи, которые вели «дело ГКЧП»: вместе с остальными «путчистами» Шейнин был арестован, отправлен в «Лефортово», а потом освобождён по амнистии вместе со своими соратниками…
Западные правительства, чья позиция решающим образом повлияла на «исход операции», сразу же заявили о непризнании происшедшей в СССР смены власти (перешедшей от Горбачёва к ГКЧП) как «противозаконного и неконституционного путча».
Наверное, вы обратили внимание, что я всё время беру слово «путч» в кавычки. Конечно, это не случайно.
Давайте разберёмся, можно ли вообще в данном случае вести речь о «путче» - «а был ли мальчик?».
Термин «путч» подразумевает незаконность перемены власти. Но, смотря какой смысл вкладывать в понятие власти: ведь в августовских событиях участвовали не какие-то «полковники», а само высшее руководство СССР!
На это обратил внимание и французский историк М. Геллер: «Трудно назвать “переворотом” ситуацию, в которой остаётся на месте вся структура государственной власти, кабинет министров в полном составе, вся структура партийной иерархии… Они всего-навсего выбрали одну из горбачёвских линий, одну из множества, которые проводил президент…»
[6].
Западный
[7].
Лишь один человек из системы власти не участвовал в «повороте румба» - Президент СССР. Именно на этом основании Запад и Ельцин начали призывать к «восстановлению законной власти». А как же чувствовала себя в это время «законная власть»?
Позже выяснилось, что в Форосе Горбачёву была оставлена прежняя вооружённая охрана, имевшая обычный контакт с погранвойсками; не было предпринято никаких мер предосторожности против возможного сопротивления Горбачёва - ГКЧП не видел в нём своего противника.
Примечательно, что и Горбачёв не видел какой-либо угрозы для себя в действиях прилетевших к нему «гэкачепистов» иначе бы приказал охране арестовать их. Очевидно, что он решил выждать, следя за развитием событий по телевизору и радио.
В ходе последующего расследования факта «изоляции Президента», один из офицеров охраны заявил:
«Наше руководство подготовило специальные схемы, основываясь на которые мы и должны были давать показания… следователи тоже знают это и “ненужных” вопросов не задают, а если всё же об этом спрашивают, то мы отказываемся отвечать. Ведь у нас есть свои секреты».
Сам Горбачёв на пресс-конференции после Фороса сказал: «Я вам всё равно не сказал всего. И никогда не скажу всего»
[8].
На следствии члены ГКЧП утверждали, что чрезвычайное положение готовилось давно по поручению Горбачёва; что перед вылетом в Крым Горбачёв заявил правительству: «Видимо, без чрезвычайных мер не обойтись».
Что 18 августа в Форосе он был информирован об их плане, обсуждал его, даже порывался писать обращение к Верховному Совету с просьбой обсудить введение чрезвычайного положения, вёл себя доброжелательно, но не стал присоединяться к ГКЧП, предпочитая переложить ответственность на них и выждать время: «Чёрт с вами, действуйте, как хотите, а я с вами не согласен».
Таким образом, «гэкачеписты» «не собирались брать власть, а только ждали созыва Верховного Совета и возвращения Горбачёва»
[9].
И лишь после провала ГКЧП, Горбачёв заговорил о «путче», «предательстве» и «изоляции», переняв позицию Ельцина и «мирового сообщества».
А знаете, как «славно» закончил свой путь в качестве Президента Союза Советских Социалистических Республик Михаил Сергеевич Горбачёв?