Еврейское остроумие
Шрифт:
— Грюн, сегодня вечером у нас гастролирует "Комеди Франсез". У меня есть для тебя билет!
— Сегодня вечером? Какая жалость! Не могу, сегодня вечером играет Шапиро.
Две недели спустя.
— Грюн! На этот раз ты не сможешь мне отказать: сегодня вечером выступает "Метрополитен-Опера" из Нью-Йорка, а после спектакля я пригласил двух самых хорошеньких статисточек!
— Звучит заманчиво, но не удастся: сегодня вечером играет Шапиро!
—
— Честно признаюсь, сам не знаю. Понятия не имею, где он играет, что играет и как играет. Знаю одно: когда Шапиро играет, я сплю с его женой!
Вариант.
Шмуль и Ицик встречаются на улице в Лондоне. Шмуль спрашивает:
— Ты знаешь, кто такой Колумб?
— Колумб? Никогда не слышал это имя.
— Невежда! Колумб — это тот человек, который открыл Америку!
— Потрясающе! А откуда ты это знаешь?
— Я три раза в неделю хожу в вечернюю школу, там мы это изучаем.
Спустя две недели они встречаются вновь. Шмуль спрашивает:
— Ты знаешь, кто такой Гутенберг?
— Он что, живет в одной квартире со мной?
— Вот осел! Гутенберг — это тот человек, который изобрел книгопечатание!
— Интересно! А откуда ты все это знаешь?
— Я же тебе уже говорил: три раза в неделю я хожу в вечернюю школу…
Через две недели они опять встречаются. На этот раз Ицик спрашивает:
— Скажи, а ты знаешь, кто такой Шапиро?
— Нет, никогда о нем не слышал.
— Шапиро — это тот человек, который спит с твоей женой три раза в неделю, когда ты уходишь в свою вечернюю школу.
— У моей дочери очень хорошая должность, — говорит Блау. — Она приходит в контору в десять часов, шеф диктует ей в течение часа. Затем она пишет несколько писем и к обеду уже свободна, причем зарабатывает двенадцать фунтов в неделю.
— Моя дочь тоже хонте (шлюха),но диктовать себе она никому не позволит.
Старик Шлезингер приходит в бордель к мадам Розе и говорит:
— Я хочу к Рите.
— Это совершенно исключено, господин Шлезингер, — отвечает мадам. — У Риты сегодня в семье траур, и она недоступна ни для каких удовольствий.
— Кто говорит об удовольствиях? Скажите Рите, что пришел старик Шлезингер, и она сразу поймет, что никаких удовольствий не будет.
Мойше приходит в кафе в страшном возбуждении и рассказывает Ицику:
— Ты только представь себе — прихожу я домой и вижу, что богач Дессауэр
— Ну и как ты поступил?
— Очень выгодно продал ему эту тахту.
Маме-лошн
(мамин язык, идиш)
Один венгр подает в суд на еврея за оскорбление. Дескать, тот обозвал его "хуцпе". Судья этого слова не знает и просит еврея объяснить, что оно значит. Еврей заявляет, что это понятие непереводимо. Наконец соглашается перевести его словом "наглость".
— Правда, — добавляет он, — это не обычная наглость, а наглость с "гевуре"
— А что такое "гевуре"? — спрашивает судья.
— Это сила.
— Получается, что "хуцпе" — это сильная наглость?
— И да, и нет. "Гевуре" — это не просто сила, а сила с "сехел".
— А что такое "сехел"?
— "Сехел" — это смысл.
— Итак, "хуцпе" — это сильная осмысленная наглость?
— Не совсем, господин судья. "Сехел" — это не просто смысл, это смысл с "таам".
— Прекрасно, а что такое "таам"?
— Видите ли, господин судья, "таам" — это нечто такое, что невозможно объяснить гою.
Один еврейский балбес публично оскорбил старого раввина. Парня судили и приговорили к штрафу, а также к публичному извинению. Раввин, в свою очередь, обязан также публично и недвусмысленно простить юношу.
— Но я не говорю по-польски, — сообщает раввин. — Я могу только по-немецки.
— Ничего, я понимаю по-немецки, — успокаивает его судья.
После чего раввин произносит: "Аза ам а-орец, аза шейгец, аза менувел! Нор фардем вое зайн тате из гевезен дер бековеде рош а-кахал фун унзер штетл, вел их им зайн мойхел…" ( Такой невежда, такой поганец и подлец! Но поскольку его папа был уважаемым главой еврейской общины нашего местечка, я его прощаю…)
— Но это же не по-немецки! — протестует судья.
На что раввин отвечает ему:
— И онеще будет учить меня немецкому!
Один еврей обозвал другого "парех" (парша, гнойник)и за это предстал перед судьей в гражданском суде.
— Что такое "парех"? — интересуется судья.
— Это, — мнется обвиняемый, — это такой скрытно цветущий цветок.
— Это не является оскорблением, — объявляет судья и оправдывает еврея.
На лестнице оправданный подходит к обвинителю и шепчет ему на ухо:
— Мойше, ты был парехом, ты есть парех, парехом и останешься! Не скрытно цветущим цветком, как думает судья, а самым настоящим парехом, какой ты есть, и сам об этом не хуже моего знаешь.