Эвтаназия? Эвтелия! Счастливая жизнь — благая смерть
Шрифт:
А если даже таковые основания имеются, то кому надлежит повиноваться: любому, кто в своем стремлении к власти возвысился над нами и считает себя вправе повелевать? Или же только Господу Богу, Ему одному, всегда и во всем? Но откуда знать, чего Он ждет от нас: повиновения власть имущим и запугивающим нас карами небесными и огнем адовым? Или же следует прислушиваться к своему внутреннему голосу? И если да, то к которому из них? Как было разобраться Аврааму, откуда прозвучал голос, призывавший его к убийству родного сына? Существуют ли ситуации, когда слепая покорность приемлема с точки зрения морали? И можно ли надеяться на искупление, будучи склонным к такой безропотной покорности?
Меня
С тех пор я осознал, что Бог, наделивший нас свободой воли и пытливым умом, не мог внушить нам, чтобы мы слепо, не раздумывая, подчинялись чему бы и кому бы то ни было, неважно, голосам ли свыше, идолам или божествам, гитлерам и сталиным. Слепо, с готовностью подчинялись, даже если не знали, каковы цель приказа и последствия его выполнения. Слава Богу, что Ева Его не послушалась. Где бы мы были без жажды познания?
Конечно, думать, будто бы Ева ослушалась Создателя, означает всего лишь неверно толковать Библию. Ведь если верить библейской легенде о сотворении мира, то Евы еще и на свете не было, когда Бог объявил Адаму этот запрет.
Нам с детства внушали: Бог подверг испытанию прародителей наших, дабы научить нас послушанию. Но я лишь годы спустя сообразил: да, это было испытание, но Творец, наделивший Адама и Еву свободой выбора и способностью мыслить, со всей очевидностью ожидал, что оба они обратятся к нему с вопросом: «Господи, скажи, в чем смысл запрета твоего? Отчего Ты отказываешь нам в знании? Мы не можем подчиниться велению Твоему, покуда причины и цель его нам не ясны. Если же слова Твои — совет для нас, объясни Свои побуждения, а мы с готовностью обдумаем их».
Что бы ответил на это Бог?
Наверное, сказал бы: «Вижу, что разумом Я их не обидел, и сердце у обоих в положенном месте. Стало быть, незачем опасаться, что они слепо подчинятся любому голосу свыше и позволят кому бы то ни было обратить их друг против друга».
С тех пор Господь несметное число раз подвергал нас испытаниям, а мы, в свою очередь, не обращались с вопросами, в которых заключается наше искупление, к тем, кому — по вере нашей и воспитанию — нам положено повиноваться.
Однако тема книги подталкивает к тому, чтобы сосредоточить внимание на осознании бренности существования и значении этого факта. Легенда об изгнании из рая свидетельствует, что с осознанием этого факта и возникновением страха смерти, омрачающего саму нашу жизнь, для человека настал конец блаженному неведению. Это и есть подлинное изгнание.
Значит, для того, чтобы вернуться к состоянию райского блаженного неведения, необходимо либо отказаться от осознания собственной смертности, либо избавиться от страха смерти. Но если обладаешь знанием, его невозможно игнорировать. О чем и гласит Библия. Творец предостерег Адама: подумай хорошенько, прежде чем избрать знание, ибо «смертью умрешь». Обретая любое знание, одновременно и теряешь что-то: невинность, прежние убеждения. Всякий раз что-то умирает в нас, чтобы возродиться в иной форме. Умудренные существенно новым знанием, мы сами становимся иными, чем прежде. Однако важнее всех благоприобретенных
В западной цивилизации на протяжении почти двух тысячелетий страх смерти смягчался надеждой на загробную благодать. Но каким образом складывалась в разных культурах вера в посмертное бытие в столь различных и подчас взаимоисключающих формах? Если действительно нас ждет загробное существование, то могут ли формы его до такой степени разниться в зависимости от культурной или религиозной среды, в которой воспитан человек? Если ответ отрицательный, то возникает вопрос, какое именно из бытующих представлений о загробной жизни считать доподлинным: наше — то есть Царство Небесное, или же переселение душ, вере в которое отдает предпочтение большинство жителей Земли? А может быть, отдать предпочтение культу предков, древнейшему из верований? И отчего бы не вообразить — в духе уфологических представлений — единственно реальным посмертное существование на некой планете вечного бытия?
Если же загробного мира не существует, то есть нет потустороннего бытия, о котором нам хоть что-то было бы известно, или же существующий иной мир абсолютно трансцендентен и, стало быть, недоступен человеческому восприятию, то почему в таком случае в каждой культуре, религии возникла приемлемая для всех верующих концепция, миф, образ посмертного бытия или продолжения земной жизни в ином облике — человека или животного?
Ответ представляется очевидным. С тех пор как человек осознал бренность своего бытия, страх перед кончиной существовал и существует по сей день в любой человеческой общности. Людям необходимо было хоть как-то примириться с неизбежным — в любые времена и в любой культуре. Но если причина одна и к тому же одинаковая, почему возникли разные представления о загробном мире? Что определяло различный характер легенд и мифов о смерти, различия в обрядах и ритуалах?
Естественно, это зависело от общественного уклада — в семье или племени представления о загробном мире были иными, чем у народа, граждан империи, — от традиций, от множества факторов, включая географический. Вблизи активно действующих вулканов зарождались иные мифы, нежели в долинах рек. У людей, не знакомых с общностью многочисленнее семейной ячейки или племени, возникали иные представления о потустороннем мире, чем у жителей гигантских империй, существование коих считалось незыблемым. Загробный мир христиан — космический, включающий в себя и Царство Небесное, готовый принять всех христиан из всех народов, — на мой взгляд, несет на себе печать Римской империи, где пользовались привилегированным положением те, кто оказал особые услуги главе империи, ее царю и богу, или же попросту снискал его расположение.
Страх бесследно кануть в небытие зачастую причиняет не меньшие страдания, чем физические муки агонии. В какой степени удавалось религиям смягчить, нейтрализовать этот фактор? Которая из ныне существующих конфессий наиболее эффективно помогает верующим в достижении этой цели?
Те, кому дано верить в посмертное существование, да хранят эту веру как драгоценное сокровище, облегчающее последние дни!
Но каково смотреть в лицо смерти тем, кто не способен уверовать ни в одно из множества представлений о загробном бытии? (Возможно, именно потому, что теперь бытует множество взаимоисключающих, несовместимых представлений об этом предполагаемом существовании.)