Эй ты, бастард!
Шрифт:
В усадьбе меня встретили с удивлением, но впустили по первому приказу. Заражённого тут же связали, засунули в рот кляп и запрятали в сарае.
И за ним я наблюдал, приходя в течение всего дня, чтобы отследить с помощью Истинного Виденья, как меняется его энергетическая аура.
У меня было предположение, что после уничтожения управляющего макра заражённые начнут меняться. Возможно, будут гибнуть.
Но результат превзошёл все мои ожидания.
К концу дня, тёмно-красная аура заражённого становилась всё более бесцветной. А
Что-то тонкое. Например, нить?
Слуги не понимали моего интереса, но исправно несли бдительную службу рядом с заражённым. Особенно тот паренёк, которого я застал на стене спящим. Его я поставил к заражённому на постоянной основе и он даже не отворачивался от него.
К концу второго дня с заражённым стали происходить ещё более глубокие изменения. Тёмная магия проклятья выходила из его ауры и рассеивалась.
Менялся он и физически. Опухоли стали отваливаться с его тела, а лицо принимало более естественный человеческий вид. Красный огонёк в глазах тускнел. Мне казалось, что временами в нём проскакивает искра разумности.
Но более того — я начал его Чуять.
А потом я вышел за стену и обнаружил, что подобное происходит со всеми заражёнными на острове. Кроме того, они становились медленнее. Иногда ложились на землю, словно для сна.
На четвёртый день я рискнул вытащить изо рта наблюдаемого тряпочный кляп. На тот момент все опухоли с него поотваливались, а глаза практически вернулись к естественному цвету.
Как только его рот освободился, он с трудом прохрипел:
— Пить.
И, стоит сказать, это был шок как для меня, так и для всех в усадьбе.
Потому что я искренне думал, что в лучшем случае все заражённые умрут, с минимальным шансем на спасение. Но он сыграл.
Бедолагу тут же напоили и дали ему тёплые вещи. Но отвязывать не торопились.
Как только он напился, то сразу же вырубился.
Тогда я принял решение, вынести к окрестностям усадьбы несколько бочек с запасной водой. Филарет сначала пытался отговорить меня, вместе с Ириной.
Но я доходчиво объяснил, что подданным клана Кальмаровых будет оказана вся необходимая помощь.
Так что под моей охраной наружу выкатили несколько бочек, поставили рядом черпаки и кружки, после чего засели наблюдать.
Заражённые подходили к бочкам, пили воду и там же ложились. Вскоре вокруг водопоя образовалось небольшое лежбище.
А через пару дней очнулся наш наблюдаемый. Внешне на нём уже совсем не оставалось никаких признаков проклятья, и он даже попытался говорить.
Получилось не очень внятно. Но я на несколько минут отвязал его и велел прогуляться по двору. Он сделал всё спокойно, без малейших признаков агрессии. Только вскоре снова выключился.
— Они все приходят в себя, — подметил Филарет, смотря со стены на заражённых.
— Да, пойду, поговорю с ними, —
Проснувшиеся люди смотрели на меня, как дикари. Со страхом, но и любопытством.
Я тактично объяснил им, что происходит и попытался поговорить. Не вышло. Зато они вполне понимали мои команды, в том числе команду идти по своим домам.
В итоге кучка мутно соображающих людей двинулась к ближайшей деревушке, рядом с гаванью. А я праздновал неожиданный успех.
Потому что именно он мог помочь моему клану выбраться из долгов.
Но сначала, нужно было сообщить во Владивосток, что карантин пора ослаблять.
Вместе с Филаретом мы пошли в деревушку, к единственной на острове радиоточке. К сожалению, вся аппаратура была самым варварским образом уничтожена, причём довольно давно.
— Николас постарался, — вздохнул я.
— Господин, возможно, это мог быть кто-то другой, — сказал Филарет.
— Например?
— Видите ли, незадолго до заражения острова, нас посещал странный господин. У него на руке был перстень с затёртым изображением. И он как раз просил нас допустить его к радио, чтобы поговорить со своим другом во Владивостоке.
— Как он выглядел?
— Я не видел лица. Оно было скрыто за тканями, но он посетил нас в последнюю спокойную ночь. Именно после этого началось заражение.
— И ты говоришь об этом только сейчас?
— Простите, ваше сиятельство. Виноват, — он опустил голову.
— Ладно, забудем. Всё помнить невозможно. Но вот связаться с большой землёй нам всё равно необходимо. И у меня как раз есть пара идей.
И я решил воплотить их обе.
Первая — зажечь маяк, впервые за весь карантин. Вспыхнувший на нём свет станет сигналом, что жизнь вернулась на остров.
Вторая — перехватить старика Лампу, который как раз этой ночью должен был проплывать у острова.
Так что к вечеру несколько слуг под моей охраной проследовали к маяку и подожгли его фонарь. Старый смотритель пропал, так что пришлось назначить нового из числа его внуков.
Когда солнце скрылось и в небе поднялась неполная луна, я стоял у тех самых скал, по которым забрался на остров. Рыбацкая лодка Лампы вскоре появилась на виду.
— О, да ты жив! — рассмеялся он, не морщась от солёных брызг. — Вижу, маяк снова заработал. Да и в гавани какие-то огоньки горят, неужели отбил свой остров?
— Отбил-отбил, — усмехнулся я. Заходи в гавань, встречу тебя там.
— А заражённые-то не встретят? А то не хотелось бы стать ужином на старости лет.
— Нет, сам всё поймёшь.
Через двадцать минут он мирно причалил в гавани и сошёл на берег, с удивлением смотря на местных. Они всё ещё не разговаривали полноценно. Но кое-как торговали друг с другом и совершали привычную работу.
Деревушка постепенно возвращалась к жизни. Только из-за сбитого распорядка дня, многие люди бродили по улицам именно ночью.