Эйгологический роман
Шрифт:
Они ушли вместе, Влад проводил её до машины, и она не удержалась: «Вы всегда ходите без рубашки или футболки под пиджаком?»
Он засмеялся.
«Нет, не подумайте, что мне не нравится или я шокирована»
«Деточка, слова «всегда» не существует, а рубашку мне залила какая-то девица, решившая таким образом со мной познакомиться. Катя любезно забрала
Прозвучало скорее утверждением, чем вопросом. Первое мгновение – шок и оценка «нахал», дальше – «почему нет?», еще мгновение – «хорошее приключение».
И Мила ответила – «Пожалуй»
«Я заеду за тобой в два», она уловила «ты» и интонацию, но промолчала.
Таллинн отличался от европейских городов, в которых ей приходилось бывать. Чем? Она не смогла бы так сходу объяснить. Спокойствием и неспешностью, невозмутимостью и непринуждённостью. Вот, пожалуй, нашлось главное слово, которое наиболее точно описывало её состояние в этом городе – непринуждённость. Здесь всё было просто и приятно, изысканно и не навязчиво. Сочетание старины и современности выглядело настолько органично, что не воспринималось искусственно созданным. Казалось, архитектура и природа не прилагали никаких усилий к тому, чтобы кому-то нравиться и создавать комфорт. Тихий уют жил здесь повсюду – в мостовых и изгибах улиц, стрельчатых арках и скатах крыш, какими-то магическими мягкими волнами проникал в людей, делая их счастливыми. С самого первого мгновения Мила почувствовала этот город своим.
С Балтийского вокзала они добрались в такси до «Трёх Сестёр», оставили не распакованными вещи в номере и отправились бродить по городу. Потом все их дни прогулки занимали основное время, оставшееся делилось между едой и постелью. Кадриорг, Пирита, Олевисте, Нигулисте… мягкая речь обволакивала и уносила в сказку.
Они сидели в «Чайковском», когда Мила решилась спросить: «А когда ты планируешь заниматься делами?»
«Ты о чём?»
«О делах. Ведь ты зачем-то приехал в Таллинн?»
«Знаешь,
«А если бы я не поехала с тобой?»
Повисла долгая пауза, Влад смотрел на неё пристально изучающе. В его глазах нельзя было прочесть никаких мыслей или эмоций.
«Это не повлияло бы на на мою программу»
«То есть, ты так же бродил бы по городу, по церквям и музеям?»
«Да, именно так, совершенно верно, ты умница»
«Мы ведь почти ровесники, а ты говоришь со мной, как умудрённый жизнью старец, всё переживший и всё испытавший»
«А почему ты думаешь, что это не так?»
Теперь Мила держала паузу, разглядывая черты его лица, каждую чёрточку, каждую характерную деталь. Забавнее и милее всего на его лице была мушка – родинка на щеке, которая делала из него барочного героя-любовника времён Казановы. Да, ему бы очень пошли камзолы и жабо, корсеты и шёлковые чулки.
«Тебя что-то гнетёт. Ты не хочешь об этом говорить. Просто знай, что я готова тебя выслушать, если надо»
«Не надо, спасибо»
Ужин продолжался, но безоблачное настроение куда-то улетучилось и захотелось скорее домой, в Питер и дальше, во Флоренцию, на Мальту, в тепло начинающегося бархатного сезона.
По возвращении он первым принял душ и когда после она появилась перед ним в купальном халате, на маленьком столике сверкали бокалы с коньяком на донышке, сыр тонкими ломтиками и ломкими кусочками ароматно манил к тарелке, глубоко и таинственно мерцал виноград. Вроде ничего особенного, но КАК это было расставлено, как несколько простых предметов на столе только способом сервировки могут создать особую атмосферу роскоши и экстраординарности? Как ему это удаётся?
Меньше, чем через час они продолжили пить коньяк. Влад задумчиво водил кончиками пальцев по изгибам её тела, время от времени отворачиваясь, чтобы уронить пару капель коньяка на язык с края высоко поднятого другой рукой бокала.
Конец ознакомительного фрагмента.