Эйнштейн
Шрифт:
Дома за это время рейхспрезидент Эберт умер и прошли выборы (29 марта, второй тур - 26 апреля). Победил во втором туре (хотя не участвовал в первом - разрешалась замена) кандидат от блока правых партий престарелый Пауль Гинденбург, главнокомандующий в 1916-1917 годах. Он на 3 процента опередил Вильгельма Маркса от Народного блока, в который входила СДПГ. И опять вроде ничего плохого не произошло… А в Палестине одессит Владимир (Вольф) Жаботинский основал Союз сионистовревизионистов, выступавший за создание еврейского государства, включающего восточный берег Иордана (где правил тогда ставленник британцев король Абдулла). Это Эйнштейну сильно не понравилось, зато он был счастлив, узнав о создании Гистадрут - сионистской федерации труда; писал в «Юдише рундшау», что это поможет наладить контакты с арабами. В Вене открылся 14й Сионистский конгресс, участников от антисемитов была вынуждена защищать полиция, Вейцман выступил за «подлинную дружбу и сотрудничество с арабами», которые «имеют такое же право
В мае Эйнштейн вместе с Ролланом, Ганди, Уэллсом, Рабиндранатом Тагором и феминисткой Энни Безант подписал инициированный Анри Барбюсом «Манифест против воинской повинности»: «Созданные на основе воинской повинности армии… представляют серьезную угрозу миру. Воинская повинность ведет к деградации личности, к ликвидации свободы. Жизнь в казармах, муштра, слепое подчинение несправедливым и необоснованным приказам, обучение людей убивать себе подобных подрывает уважение к личности, демократии и человеческой жизни… Государство, которое считает себя вправе заставлять своих граждан быть военнообязанными, даже в мирное время пренебрегает правами человека. Более того, обязательная воинская повинность прививает мужской части населения дух агрессивного милитаризма и как раз на том этапе жизни, когда человек более всего подвержен влияниям». В июне ездил в Швейцарию, отношения с Гансом опять ухудшились, зато улучшились с Милевой (привез ей массу подарков из Южной Америки), приглашал останавливаться у него в Берлине и чуть ли не жить втроем. В письмах обсуждал с ней проблемы сыновей вполне мирно и разумно. 14 августа, об Эдуарде: «В Теде очень много от меня, но у него все както преувеличенно. Он интересный парень, но жить ему будет трудно…» Эдуард даже съездил с разрешения матери в Берлин, но с Эльзой у него контакт не заладился.
Старший же сын рассердил отца намерением жениться. Точно как его отец, Ганс выбрал девушку старше себя (на девять лет), другой национальности, маленькую, хрупкую, интеллектуальную. Занятно, что Милева возненавидела эту девушку, Фриду Кнехт, так же сильно, как ее бывший муж. 28 октября 1951 года один студент в письме просил у Эйнштейна совета: можно ли еврею жениться на «гойке», если семья против. Ответ: «Я не одобряю родителей, оказывающих давление в принятии решений, которые повлияют на будущую жизнь детей. Такие проблемы каждый должен решать сам». Однако в 1925 году они с Милевой пришли в бешенство от Фриды Кнехт. Эвелин, дочь Ганса Альберта: «Когда Эйнштейн хотел жениться, ему пришлось столько вытерпеть от своих родителей, что, казалось бы, у него должно было хватить ума не вмешиваться в личную жизнь сыновей. Ничего подобного. Когда мой отец собрался жениться на моей матери, Эйнштейн был в ярости, и Гансу Альберту пришлось выдержать не одну бурю». И Эйнштейн, и Милева называли Фриду «хищницей», «уродкой», «неуравновешенной»… Он так пекся о чужих людях - и такое безобразие вытворял с собственным сыном (и с Эльзой): какой же он - «хороший» или «плохой»? Частица или волна? Волна или частица? Или то и другое одновременно?
Летом Эйнштейн впервые опубликовал статью о единой теории поля. Изложить ее для неподготовленного человека нечего и пытаться. Был там в правой части уравнения один главный тензор, так вот, этот тензор был несимметричный - и в результате этого фокуса слева рождалось чтото отдаленно похожее на уравнения Максвелла. 18 августа он писал Эренфесту: «Я опять предложил теорию тяготенияэлектричества, очень красивую, но сомнительную». А 20го: «Работа, которую я сделал этим летом, никуда не годится». Изза непонятности этой теории для широкой публики американский авантюрист Карл Аллен, пишущий под псевдонимом Карлос Альенде, впоследствии придумал, будто бы в ней содержалось нечто «ужасное для человечества» и Эйнштейн отверг ее «из гуманности».
Он постоянно ездил в Киль к Аншютцу, и они разработали новую модель компаса для кораблей, который не сбивается при штормах, ускорениях и переменах курса. Это самое успешное изобретение Эйнштейна; в 1926 году фирмой Аншютца компас был запущен в серийное производство. Аншютц вообщето был доктором философии, да и другие товарищи по изобретательству у Эйнштейна были в основном врачи, художники и бог знает кто, а не физики. Изобретал он все: мясорубки, кухонные комбайны, приспособления для заточки ножей, механизмы открывания дверей - это засвидетельствовал посетивший его 20 ноября 1925 года советский физик Я. И. Френкель. Но особенно много сил он отдал холодильнику и вот тут как раз связался с физиком. Лео Сцилард (1898-1964), венгерский еврей, впоследствии крупный физикядерщик, был одержим изобретательством: микрофильмирование, фотоэлектрическая запись звука, электроннооптический усилитель изображения, счетчик калорий в еде, мундштук для сигарет, снижающий концентрацию канцерогенов, многоканальная запись на граммофонной пластинке - все это его детища. Кроме того, он писал блистательные работы по биологии и научную фантастику - потрясающе
Холодильники существовали давно, но лишь в середине 1920х годов началось их массовое производство. Они ужасно шумели и быстро изнашивались. Эйнштейн со Сцилардом решили сделать бесшумный холодильник. Для этого у него не должно быть подвижных частей - так и надежность повысится. Они подали заявку в Германское патентное ведомство в декабре 1926 года, ее отклонили, но изобретатели сдаваться не собирались и продолжили работы. 30 ноября Эйнштейн получил медаль Копли - высшую награду Королевского общества Великобритании, ездил за ней в Лондон, потом в Лейден - дискутировать с Бором и Эренфестом. Вновь убивался над теорией поля, от аффинной геометрии отказался. К Бессо, 25 декабря: «К сожалению, я должен был выбросить мою работу в духе Эддингтона… Новые расчеты, кажется, показывают, что эти уравнения определяют движение электронов. Но, похоже, вряд ли есть место в них для квантов». 12 февраля 1926 года новая награда: медаль Королевского астрономического общества. С энтузиазмом занимался делами Еврейского университета; Эренфесту, 12 апреля: «Верю, что со временем это начинание выльется во чтото поистине великолепное, и, поскольку я теперь еврейский святой, сердце мое ликует».
Всю весну он ездил в Киль, в июне встретился в Берлине с Рабиндранатом Тагором, записей об этой встрече не осталось, но она не последняя. Написал статью о реках: почему их русла, вместо того чтобы выбирать путь по линии максимального уклона, петляют, при этом реки Северного полушария размывают правый берег, а Южного - левый. По легенде, Эйнштейна натолкнули на решение задачи чаинки, сбивающиеся в кучку в середине чашки; если помешать в чашке ложкой, они разбегутся - центробежная сила. Значит, и там, где река делает изгиб, действует центробежная сила, направленная к наружной стороне поворота.
Эту проблему изучал российский физик Карл Бэр, и на сей раз Эйнштейн против обыкновения на него в статье сослался, но не сослался на множество других людей, которые пришли к одному с ним выводу: опять его подвела нелюбовь рыться в публикациях. Продолжал охоту за фотонами, пытался придумывать приборы, которые объяснили бы окончательно, что такое световой квант. Но главное в физике в тот год сделал не он, а другие: Бор, Макс Борн, немец Вернер Гейзенберг (1901-1976) и австриец Эрвин Шредингер (1887-1961). Последний весной 1925 года опубликовал в «Анналах физики» ряд статей под названием «Квантование как самостоятельная проблема». Он исходил из того, что все - вообще все - является одновременно частицей и волновым полем, и мы повсеместно наблюдаем ровное, непрерывное движение волн материи; хулиганские скачки квантов его возмущали так же, как Эйнштейна, и идеи Бора он называл «ужасными». Пайс: «„Шредингер опубликовал пару прекрасных работ о квантовых правилах“, - писал он [Эйнштейн] в мае 1926 года. Это был его последний одобрительный отзыв о квантовой механике. После этого пути разошлись».
Бор, Борн и Гейзенберг признали, что частица может быть волной, но это ничего не меняло. Борн сказал, что Шредингер умница, волны материи существуют, но это - волны вероятности. Да, кванты прыгают и сами не знают, когда и почему прыгнут, и мы никогда не узнаем и не должны попусту ломать голову над вопросом, ответа на который не существует. (Такой подход историки науки называют «копенгагенской интерпретацией».) Еще в 1924 году Борн впервые использовал выражение «квантовая механика», а 28 апреля 1926го Гейзенберг читал об этой новой области физики лекцию на коллоквиуме в Берлине, где присутствовали Эйнштейн, Планк, Нернст и Лауэ. Эйнштейн пригласил Гейзенберга к себе, и они продолжили дискуссию дома. То, что говорил Гейзенберг, было ужасно. Мало того что элементарная частица может одновременно существовать в нескольких состояниях и описать ее состояние можно только с помощью функции вероятности, - оказывается, именно исследователь при «поимке», то бишь при измерении частицы, делает одно из этих виртуальных состояний реальным, а прочие исчезают. Пока же вы не поймали частицу, вы не просто не знаете, какова она (так думал Эйнштейн), нет, все гораздо хуже - без нашего вмешательства она «никакая» или «всякая сразу».
Шредингер придумал эксперимент, чтобы показать странность и неполноту квантовой механики. Кота (гипотетического, не бойтесь) запирают на час в ящик, туда же помешают радиоактивный атом, счетчик Гейгера и ампулу с ядовитым газом. Ядро атома распадается за час с вероятностью в 50 процентов. Если ядро распадается, счетчик Гейгера, реагируя на радиацию, открывает ампулу с газом, и бедный кот умирает. Если ядро не распадается, кот остается жив. Получается, что кот целый час с вероятностью в 50 процентов жив и с той же вероятностью мертв. Глупо звучит? Но мы все в похожей ситуации бывали. Кудато делся, не отвечает на звонки наш ребенок или любимый человек, и в нашем сознании он одновременно попал под машину, похищен маньяком, мертв, ранен, арестован, напился, изменил(а) и прочая и прочая, и все эти виртуальные состояния равноправны для нас до тех пор, пока внешнее вмешательство (звонок, письмо) не сделает одно из них реальным; и если реальность оказывается ужасна, нам даже может показаться, что мы своим вмешательством сами сотворили катастрофу.