Эйс
Шрифт:
– Я все понимаю, но нет. Это невозможно… Я сама болела раком, и никто кроме него не верил, что поправляюсь. Мой Леша сильный, он выживет. Я не могу его отключить, дайте ещё время, он сможет, - проговорила Шепилова и поднялась, дав понять, что разговор окончен.
Врач понимающе кивнул:
– Хорошо, я вас услышал, оставляем на аппарате и будем надеяться на лучшее.
Одно несчастье сменялось другим, не давая возможности передохнуть. Беседа с врачом была тяжёлой, но после смерти сына уже ничто не могло всколыхнуть Тамару Александровну на новый виток эмоций. Она чувствовала себя обязанной и испытывала вину за измену. Ее душа находилась в состоянии борьбы между желанием искупить свой грех, служа мужу, и стремлением избавить его от страданий.
Ища
Страшную бледность Алексея оттеняли белые простыни. Если бы не тихо работающий рядом аппарат искусственной вентиляции легких, можно было подумать, что пациент уже скончался. Тонкая серо-желтая кожа натянулась на черепе, расслабив мышцы и разгладив привычные морщинки, словно приготовившись к бальзамированию. Глаза впали. Тамара на секунду застыла в дверях, внезапно поняв, что именно с этим, изменившимся до неузнаваемости лицом, он будет лежать в гробу. С трудом отделавшись от представленного зрелища, женщина присела рядом, мягко положив на его руку свою.
Врачи предупредили о возможном «эффекте Лазаря» у больного в коме, но сейчас она ждала любого малейшего намека на движение, дававшего надежду. Женщина тихонько беседовала с ним, вспоминала совместную жизнь, счастливые моменты, как познакомились, говорила о погибшем сыне, просила дать знак. Все было тщетно, Алексей не подавал признаков жизни. Т.А. представила дальнейшее существование: обездвиженный муж, эмоциональная нагрузка на младшего сына. Карьеру придется остановить, посвящая все свободное время лечению пролежней, кормлению и выноса утки с фекалиями. Ей казалась непостижимой мысль о том, что, испытывая мучения, он даже не сможет об этом сказать. А как же незавершенные дела? Убийцы сына до сих пор в полном здравии на свободе. Конечно, можно до последнего бороться и уповать на чудо, закрыв глаза на жестокую реальность, но в действительности она тянет время и продлевает агонию.
– Алексей, родной, прости меня за все и прощай. Поцелуй там за меня Артёма, - прошептала Тамара и поцеловав его в губы, вышла из палаты.
Вернувшись в кабинет главврача, она сухо промолвила:
– Отключайте.
Знала бы Тамара Александровна, что, вырываясь с бешеной силой из когтистых лап смерти, возьмет часть энергии с родных! Если бы догадывалась, что ошарашенная и взбешенная старуха с косой, дерзко откинутая от жертвы, вернется в помеченный дом и заберет другую душу, устроив размен, а потом, побродив кругами, зайдет снова и заберет ещё одну, мстительно продемонстрировав, что её не обмануть, Тамара не выпила бы ни одной таблетки. Только сейчас она поняла, смерть всегда берет обещанное и будет ненасытно требовать крови ещё и ещё, избрав сбежавшую из-под могильного венца своим проводником.
Почти два года, потраченные Тамарой Александровной на поиски справедливости, прошли впустую. После жалоб в прокуратуру и вышестоящие органы, дело неизменно возвращали обратно в регион на доследование и вскоре снова цинично закрывали «за недостаточностью улик». В смутные времена никто не хотел заниматься вопросом, в котором замешаны высокие милицейские чины. Всё обреченно циркулировало по кругу. Тамара Александровна не сдавалась, невероятными усилиями дошла до самого верха, но ей не помог ни прием у президента-алкоголика, ни серьезные статьи на полполосы в центральных газетах. Все спускалось, как в унитаз в одну и ту же инстанцию, находившуюся под контролем отца малолетнего преступника. Мысль о троице, убившей сына терзала неотступно.
Поначалу парни вместе с Юлей избегали попадаться ей на глаза, а затем, чувствуя безнаказанность, вконец обнаглели и стали вести себя вызывающе, откровенно насмехаясь над несчастной матерью. Их бесила непреклонность, настойчивость Шепиловой с бесконечными обращениями в государственные структуры. Об очередном отказе молодняк узнавал раньше её и открыто злорадствовал. И если мир Тамары Александровны
Подобное преступление, в любое другое время, при соответствующих усилиях, получило бы широкий резонанс. Случись такое до перестройки, вопрос Шепиловой решился бы в считанные дни, но сейчас связи, наработанные в советские времена, дали сбой. В сложный период бывшие шишки старались никуда не вмешиваться, каждый беспокоился исключительно о себе. Необходимо сориентироваться с кем дружить, и успеть выгодно приткнуться. В стране только что произошла смена политического строя, всюду царил беспредел и беззаконие. Очередное убийство на фоне бандитских разборок, никого особо не волновало. Убивали и с большим размахом. Милиция оказалась никому не подвластна, стражи правопорядка вели себя хуже уголовников. Порой простому человеку было невозможно определить «ставящего на счетчик», кто он - мент или рэкетир. Дела и тех, и других, оказались тесно переплетены, менты покрывали преступников. Некоторые связи не разрушены до сих пор. В подтверждение тому ужасающая коррупция в органах полиции спустя десятилетия.
Торговые работники, к которым относилась Шепилова, оказались самой слабой структурой. С развитием стихийного рынка бывшая элита резко потеряла свое влияние. Однако, лохи в блатной сфере не водились, большинство на дрожжах приватизации открыли собственный бизнес, а кто не успел в виду разных причин, как Тамара, переквалифицировались.
Шепилову трудности только закаляли. Хватку она не потеряла и вовремя ушла в ресторанный бизнес, который, благодаря поддержке криминалу, только усиливал свои позиции. В то время, когда в магазинах даже по талонам, давясь в огромных очередях, почти ничего нельзя было купить, в кабаках просаживались огромные, шальные деньги, презрев понятие дефицита. В стране процветал культ официанта. Обслуживающая должность за близость к блатному миру считалась крайне престижной, что уж говорить должности директора ресторана. Все воровские авторитеты знали Тамару Александровну в лицо. У нее оставался единственный путь добиться возмездия.
В заведении, где работала Шепилова, часто отдыхал от неправедных трудов приятель владельца, Степан Килежич, видный деятель криминального мира региона. Его присутствие придавало ресторану статус и престиж, поэтому положенец и его приближённые всегда были желанными гостями. Братья Килежичи, боснийцы по происхождению, были на слуху всех жителей большого города. Они обладали незаурядной внешностью, оба смуглые, темноволосые, крупные, привлекательные мужчины.
Старший, Степан, возглавлял крупную и дисциплинированную преступную организацию, славился принципиальностью и жёстким характером. Он представлял новое поколение криминальных лидеров, которые перестали чтить воровской закон, запрещавший иметь состояние и семью, но соблюдал остальные его основные правила.
Понятие чести не были для него чужды. Необоснованного беспредела, особенно ментовского, на дух не переносил. Ситуация с Т.А. как раз оказалась такого рода, поэтому взаимопонимание было обеспечено по определению.
Степан начал свою карьеру с рэкета на крупном вещевом рынке, постепенно расширяя свою сферу влияния и обрастая подвижниками. По мере роста группировки, он стал сталкиваться не только с конкурентами, но и с силовыми структурами. Трогать их пока боялись, но будучи неглупым человеком, он понимал: подобная расстановка сил продлится не долго. Первым делом встал вопрос отмывания денег. С его репутацией легализоваться оказалось не так просто, поэтому Степан решил использовать политический ресурс. Схема была проста: преступный доход - бизнес - депутатство. Даже стопроцентный проигрыш на выборах оказывался на руку преступному клану. В случае уголовного преследования, можно поднимать крик на весь мир о сфабрикованном деле с целью устранения политического конкурента.