Эйсид-хаус
Шрифт:
Марианна казалась такой ранимой и расстроенной. Я сжал ее руку. Она уставилась в пол, затем неожиданно вскинула голову, и наши взгляды встретились. Это напомнило мне Джоан.
– Не принижай себя, – сказал я. – Ты исключительно храбрая и очень красивая.
Она улыбнулась, на этот раз более сдержанно:
– Ты настоящий джентльмен, Джим Бэнкс, и тебя приятно слушать.
Все, что
Я наслаждался обществом Марианны. Прошло долгое время с тех пор, как я подобным образом вел себя с женщиной. С тех пор, как испытывал такую душевную близость. Мы проболтали весь вечер. У нас не было запретных тем, и я оказался способен говорить о Джоан без того, чтобы казаться сентиментальным и погрузить компанию в беспросветную скуку, что неминуемо случилось бы, окажись тут наши приятели Кеннеди. Людям ни к чему выслушивать все это на отдыхе. Хотя Марианна с ее утратой оказалась восприимчива к моим словам.
Я говорил и говорил, глупости по большей части, но для меня потрясающие, исполненные боли воспоминания. Я никогда не говорил так с кем-нибудь раньше.
– Помню, в том круизе с Джоан я попал в ужасную ситуацию. За соседним столом сидели какие-то голландцы, очаровательные люди. А нашими соседями по столу были довольно высокомерный французский парень и красивая итальянка. Прямо настоящая кинозвезда. Странно, но француз ею не заинтересовался. Думаю, он мог быть, ну, по другой части, если понимаешь, о чем я. Как бы то ни было, получилась настоящая старая Лига Наций. Дело в том, что с нами была престарелая пара из Вустера, сильно недолюбливавшая немцев… они вечно вспоминали годы войны и все такое прочее. А как по мне, эти вещи лучше оставить в прошлом. Так что старый Джим Бэнкс решил выступить миротворцем…
Боже, какую занудную чушь я молол. Сдержанность моих чувств словно растворялась с каждым глотком вина, и вскоре мы принялись за вторую бутылку. Марианна кивнула мне заговорщицки, когда я сделал заказ. После обеда мы направились в бар, где еще немного выпили.
– Спасибо, Джим, за сегодняшний вечер. Мне очень понравилось, – проговорила она, улыбаясь.
– У меня это был один из лучших вечеров… за долгие годы, – отозвался я.
Я чуть не сказал «после Джоани».
Она держала меня за руку, и несколько секунд мы сидели, глядя друг другу в глаза.
Я прочистил горло глотком скотча.
– Что хорошо в старении, так это что постоянная угроза визита старухи с косой как-то концентрирует мысли. Ты мне очень нравишься, Марианна, и, пожалуйста, не восприми мои слова как оскорбление, но я хотел бы провести с тобой эту ночь.
– Я не оскорблена, Джим. Думаю, это будет замечательно, – засияла она.
Ее реакция заставила меня немного смутиться.
– Может быть несколько хуже, чем замечательно. У меня недостаток практики в таких вещах.
– Говорят, это немного похоже на плавание или на езду на велосипеде, – ухмыльнулась она, слегка пьяная.
Ну, если так обстояло дело, старый Джим Бэнкс готов снова прыгнуть в седло после простоя в десять лет. Мы отправились в ее каюту.
Невзирая на алкоголь, у меня не было никаких проблем с эрекцией. Марианна сняла одежду, обнажив тело, которому могли бы позавидовать женщины моложе ее не то что на годы – на десятки лет. Мы немного пообнимались перед тем, как залезть под пуховое одеяло, и занялись любовью сначала медленно и осторожно, затем с возрастающей страстью. Я совершенно перестал себя контролировать. Ее ногти впились в мою спину, и я завопил:
– Господи, Джоани, господи…
Она замерла подо мной, как окоченевший труп, и с досадой ударила кулаком по матрасу, из глаз ее хлынули слезы. Я слез с нее.
– Прости, – выдавил я; это был полустон-полувсхлип.
Марианна села и пожала плечами, уставившись перед собой. Она заговорила приглушенным металлическим тоном, но без горечи, как если бы выводила хладнокровную и бесстрастную эпитафию.
– Я нашла мужчину, который мне небезразличен, и когда он занимается со мной любовью, он воображает, что я кто-то еще.
– Это было не так, Марианна…
Она начала всхлипывать. Я обнял ее. «Ну вот, Джим Бэнкс, – думал я, – опять ты угодил в совершенно идиотскую ситуацию».
Конец ознакомительного фрагмента.