Эйта
Шрифт:
— Угощайся, — Егор старательно подкладывал Эйте дополнительные куски, хотя и сам ел.
— Расскажи мне про своего князя, — попросила девушка с набитым ртом.
— Да что ж про него рассказать, — Егор задумался. — Князь, он хороший. Справедливый.
— А что с роднёй не поделил?
— И это знаешь? — удивился дружинник. — Откуда?
— Сорока на хвосте принесла.
— Ну сорока так сорока, — кивнул Егор. — Князь Еремей средний сын князя Боголюба. Старый князь сам его своим приёмником назначил, но когда помер, старший сын его, Стрига, решил волю отца нарушить.
—
Егор рассказывал про то, как едва не произошло братоубийства, но при этом не забывал подкладывать Эйте то одно, то другое. Сердце у него сжималось от жалости, эка бедняжка оголодала.
— Ты сам ешь, — велела Эйта, останавливая очередную ложку на пути к своей тарелке.
— Да, чего это я, правда, — Егор широко улыбнулся. — Вкусная курочка, да?
— Да, хозяйке спасибо передай, — кивнула Эйта. — Ты остановился на том, что Еремей решил из отцовского дома уйти.
— Угу. Решил и ушёл. Мы с ним пошли, потом что именно он наш князь.
— Все ушли?
— Не все, — Егор помрачнел. — Дружина разделилась. Но с нами всё равно больше ушло, чем осталось.
— Значит любят Еремея люди?
— Любят, — кивнул мужчина. — Князь наш хороший.
— Это я уже слышала, — девушка облизала ложку. — Мёд будешь?
— С чайком буду.
Пока Эйта доставала мёд и наливала чай, Егор осматривался. Домик у колдуньи был очень старый и требовал ремонта. Правда, кое–где, видать совсем недавно, что-то правили.
— Вот, — Эйта поставила на стол мёд в горшочке.
— М, — вкусный какой, — Егор старательно облизывал ложку. — Это кто ж тебя таким чудом угостил?
— Сама собирала, — довольно улыбнулась Эйта. — В лесу тоже пчёлы водятся.
— Дикие? Ну ты отчаянная. Я помнится, как-то в детстве решил попробовать дикий медок, — мужчина поморщился от воспоминаний. — На всю жизнь хватило. Я потом мёд вообще несколько лет есть не мог.
Эйта рассмеялась, но Егор не обиделся, теперь ему и самому смешно было, а вот тогда, когда дикие пчёлы его чуть ли не до смерти закусали, было не до смеха.
— А ты почему так далеко от людей забралась? — поинтересовался дружинник. — Обидел кто?
— Обидел, — эхом произнесла Эйта и грустно усмехнулась. — Вышло так, — вздохнула она. — Я особо и не выбирала.
— Ну а теперь?
— А что теперь? — не поняла девушка.
— Теперь что выбора тоже нет? Тебя тут, в лесу, что-то держит?
— Держит, — повторила Эйта и снова усмехнулась. — Это мой дом, другого у меня нету.
— А родных тоже нет?
Девушка отрицательно покачала головой.
— Тяжело одной, — сочувственно сказал Егор. — Я вот тоже один. Батя погиб, а мамки своей я не знал никогда.
— Это как? — уточнила Эйта. — В родах померла?
— Нет. Вернее, я не знаю, — Егор вздохнул. — Меня отец один на ноги подымал, а про то, где мать, никогда не сказывал и обещался выпороть, если настаивать сильно буду.
— И ты не настаивал?
— Попробовал как-то, — мужчина вздохнул и потёр поясницу.
— Выпорол, — догадалась девушка.
—
В доме воцарилась тишина, каждый вспоминал свою семью. Эйта своих помнила плохо. Она чаще вспоминала запах дома, его ощущение. Мать тоже больше по запаху вспоминалась. Аромат домашних щей чётко ассоциировался с матушкой, помнила Эйта и её ласковые руки, глядящие её по голове, а вот лицо в воспоминаниях и снах постепенно стиралось. Отец тоже в памяти всплывал урывками. Вот его нарядная синяя рубаха, он слезает с телеги, из города вернувшись, маленькая Добронега пытается протолкнуться поближе, но более сильные братья её отталкивают. Она начинает реветь, а батя, раздав шутливые подзатыльники мальчишкам, берёт её на руки. А у него борода щекотучая. Вот у дядьки Втора борода колюча была, а у отца мягкая. И пахло от отца так…, — девушка не находила определения. — Только у него был такой запах. Родной. Любимый. Успокаивающий. Воспоминания навалились и мелькали одно за другим. Сначала родители и братья, живые, а потом мёртвые. Эйта вздрогнула всем телом и вскочила на ноги.
— Ты чего? — поднялся и Егор. — Случилось что?
— Нет, вспомнилось, — девушка нахмурилась. — Тебе возвращаться пора, а не то ночевать в лесу придётся.
— Да, пора, — дружинник пошёл к двери. — Прости, коли что не так. Будешь в городе, заглядывай, буду тебя рад.
— Загляну, — кивнула Эйта, но мысли её были далеко.
— Надеюсь, ещё свидимся, — Егор поклонился и вышел.
— Егор, — колдунья нагнала парня, когда тот уже на коня садился. — Погоди. Князю своему передай, не хочу я с ним вражды.
— Это хорошо, — Егорка счастливо улыбнулся.
— Но и служить ему не буду, — продолжила Эйта.
— Может, передумаешь? — дружинник сник.
— Нет, — девушка уверенно покачала головой. — Счастливого пути.
— Спасибо, — Егор ещё раз поклонился колдунье и пошёл туда, где оставил своего коня.
А Эйта вернулась в дом, она задумчиво убрала посуду, вытерла стол, а потом села к окошечку и снова стала вспоминать. Батю, мамку и даже противные братья и те теперь казались такими хорошими, такими родными. А ещё девушка вспомнила, что где-то есть у неё родня, дядька Втор, брат отца и у матери вроде как родня вне Поляновки была. Только вот Эйта даже не представляла как их найти можно. Они вроде как и живы были, но что толку, если живы они только в воспоминаниях. Эйта тяжело вздохнула и встала. Одна она на всём белом свете, нет у неё никого.
Часть 6
Князь Еремей сидел у постели Милады. Девушка спала, а он всё сидел и смотрел. Смотрел и сердце его сжималось. И злился на себя от бессилия, ну да только от злобы той толку было мало. Поправиться Миладушке она не помогала. Молодая княжна заболела недавно. И сначала внимания её болезни никто не придал, ну захворала чуток, с кем не бывает, но потом стало ясно, что чутком не обойдётся. Только вылечивали одну хворь, как на девушку тут же наваливалась другая. Розовощёкая, пышнотелая Милада за неделю похудела, побледнела и вот уже третий день с кровати не вставала.