Эйзенштейн
Шрифт:
Он не уставал объяснять себя.
Шел, разговаривая в толпе, которая его не точно понимала, но поймет.
Он умер в ночь с 10 февраля 1948 года.
Черемуха
Черемуха растет по всей нашей стране – от Белого до Черного моря.
Любит черемуха расти по берегам речек, любит она лес – гущину. Цветет ранней весной белыми длинными кистями, иногда чуть розоватыми. Цветет черемуха ранней весной. Говорят, что в это время холодает;
Яснополянский сад сохранил в себе куски старой Засеки.
Есть в нем и правильные аллеи, сходящиеся лучами к одному месту, – там прежде оркестр играл, когда мать Льва Николаевича и дед его князь Волконский гуляли чинно, – сад потом рос как хотел, его часто перебивали, переделывали.
В том месте, где сняли, продав на снос, старый дом Волконского, выросли деревья. Получилась гущина.
Лев Николаевич хозяин хлопотливый; однажды заметил он – черемуха выросла на дорожке и заглушает орешник.
Черемуха эта росла не кустом, а деревом в сажени четыре в вышину, как записал Лев Николаевич. Была она кудрявая, развилистая, осыпана ярким душистым цветом.
Далеко был слышен ее запах.
Сказано: срубить черемуху.
Затюкал работник топором. Пришел хозяин, увидал, что черемуху на дороге рубят.
Сок так и хлюпал под топором, попадая в прежнюю тяпку, а черемуха вздрагивает гроздьями цветов.
Видно, судьба, подумал Толстой и начал рубить с мужиком вместе.
Всякая работа весела – весело и рубить.
Хозяин забыл о черемухе, о цветах ее. Только и думал о том, как ее поскорее свалить.
Толстой запыхался, положил топор, уперся с мужиком в дерево – дерево было такой толщины, что можно ствол взять в две ладони.
Качнули, дерево задрожало листьями, закапало росой; посыпались белые, душистые лепестки.
Еще налегли.
Точно вскрикнул кто-то в дереве.
Там, внутри дерева, как будто заплакало.
Затрещало в середине; дерево свалилось.
Оно разодралось у надруба и лежало, упираясь сучьями и цветами в траву; подрожали листья и цветы.
– Жалко, – сказал мужик.
Толстому тоже было жалко.
Прошли годы. Чистили опять заросшую дорожку. Рубили шиповник, лозу. Уперлись в черемуху.
Черемуха большая и толстая выросла под липой. Срубили легко, у самого корня: корень гнил.
Хотели оттащить черемуху, а она как будто прилипла, думали, где зацепило.
Работник нашел другой корень на дороге: черемуха почуяла, что не жить ей под липой, вцепилась сучком за землю, обратился сучок в корень. Старый корень бросила.
Тогда понял Толстой – выросла та, первая черемуха на дороге.
Хорошо цветет черемуха, хорошо пахнет весной, а ее рубят, не знают ей цены. А дерево, цветущее, живое дерево
Рассказ, который я передал, сокращая, называется у Толстого «Как ходят деревья» в книге для детского чтения.
Черемухой цвел Сергей Михайлович у нас в Москве, на Потылихе, на старом месте, где когда-то цвели вишневые сады, где когда-то старались снимать картины, где снимали в кино бой Александра Невского с немцами, где снимались Н. Охлопков, Н. Черкасов, Д. Орлов.
Черемухой цвел художник, вырос так, что виден был на миру.
Деревья вырастают как хотят.
Руководство в деле искусства сложно: не знаешь, что рубишь, что вырастет из посаженного.
Вот я сейчас пересуживаю работу Эйзенштейна, а переделать бы ее не смог – она ушла своей дорогой, вросла сучьями в землю, выросла в других картинах измененная. Живет по всей нашей земле от Черного до Белого морей, живет в Мексике за океаном, живет в странах, которые с нами спорят, живет в Японии и, изменяясь, цвести будет вечно.
Не увядает созданное, живет само по себе, пересматривается вновь. Много раз по-разному себя переосмысливая и не повторяя. Вырастал Эйзенштейн, переосмысливая историю, удивляя неповторимым рисунком мысли.
Сергей Эйзенштейн, уйдя с производства, написал книги, воспитал поколение.
Цветет, и ничего не скажешь.
Был он невелик ростом, крепок, высоколоб, были у него тонкие брови, был неутомим.
Но сердце устало.
Он лежал в гробу. Грудь его покрыта золотым покровом.
Лежал он в гробу.
Все говорили «жалко».
Нет безошибочного искусства, говорил Чернышевский, – каждый шаг человека есть задержанное падение.
Шагаем мы, шагаем вперед. Бывают счастливые люди, они долго шагают в своей долгой весне.
Пчелы собираются вокруг их цветов – красивые, друг друга понимающие, пестрые пчелы, перебитые тенями.
Тело их, если взять быстрым взглядом, похоже на цветной луч аппарата, перебитый заслонкой мальтийского креста.
Будем беречь память о том, что уже достигнуто. Передача памяти, закрепление сделанного памятью отделяет человека от других, разнообразно красивых, живых существ.
Такие речи я вел с Сергеем Михайловичем, когда он был жив, уверен и грустно-весел.
Одну из записей про черемуху напечатал я очень давно в книге «Поиски оптимизма».
Сергей Михайлович тогда мне сказал:
– Спасибо.
Это было в 1932 году.
Много после этого сделал Эйзенштейн.
Черемуха цветет от Черного моря до Белого, а не в одном саду.
Каждую весну зацветают леса и сады и сшивают быстрым полетом цветы хлопотливые пчелы.
Фотографии и кадры из фильмов