Эзотерическое подполье Британии
Шрифт:
После Dogs Blood Rising Current 93 и NWW отправились в Европу с серией концертов. Вместе с Энни Энкзайети и DandV в декабре 1984 года они выступили в Амстердаме и Брюсселе. Стэплтон вспоминает это событие как „полный бардак“. Тибет играл на клавишах вместе с Nurse и, не будучи великим импровизатором, обратился к заезженным музыкальным цитатам из „К Элизе“ Бетховена, что вывело Стэплтона из себя. К тому же, разновидность свободного хаоса, который создавали на сцене Nurse, была очень далека от строгой природы тогдашней музыки Тибета. Помимо него и Стэплтона, в состав Nurse входили Диана Роджерсон, Энни Энкзайети, Тим Спай, а также Пол Доннан, который был с ними „просто ради наркоты“. В Амстердаме Стэплтон впервые попробовал кокаин и настолько съехал с катушек, что Тибету пришлось утаскивать его со сцены, поскольку тот ползал по полу и орал в микрофон, когда все давно уже перестали играть. На самом деле свой дебютный концерт Nurse сыграли месяцем раньше, в Брайтоне, вместе с SPK. „Сейчас мне это кажется довольно забавным, —
Концерты Current длились не более пятнадцати минут. Они включали одновременно множество кассет, где были и деформированные григорианские хоралы, и электронный шум, и традиционная японская музыка. Энди Лич играл на ударных под рев гитарных импровизаций и воющую скрипку Тима Спая, а Тибет пускался в словесные импровизации, основанные на детских песенках и апокалиптических библейских текстах. Хотя реакция на их лондонские шоу была довольно прохладной, европейские концерты оказались более успешными, и каждый вечер на них собирались толпы. В Брюсселе Тибет принес на сцену металлическое распятие, в которое напихал облитую бензином вату, поджег, швырнул его на пол и отпихнул в зал.
Несмотря на разочарование Стэплтона в Insect & Individual Silenced, он продолжал работать с Тирлвеллом, который появился на последней пластинке Nurse вместе с Тибетом и Роджерсон. Brained By Falling Masonry был посвящен альбому Cottonwoodhill легендарной европейской группы Brainticket, напоминающему кислотную галлюцинацию в стиле Funkadelic в сочетании с Faust и женским вокалом Джейн Фри, немного похожим на голос Дианы Роджерсон. Brainticket опубликовали на обложке шуточный совет в качестве предостережения для непосвященных. „После прослушивания этой записи друзья вас не узнают, — заявляли они. — Включайте это раз в день. Ваш мозг разрушится!“ Обратившись к ритмам Brainticket, Стэплтон опалил их взрывами электричества, а Тирлвелл ввел свой истерический вокал. „Мы записывались в периоды студийных простоев The Roundhouse, что, по моему тогдашнему убеждению, было для Nurse необычно и довольно престижно, — вспоминает Тирлвелл. — Я никогда не слышал песни Brainticket, и до начала записи мне ее не играли. Мне просто дали листок с текстом и сказали петь. Я еще много лет не слышал оригинала и терпеть не могу там свой вокал, хотя многим он нравится“. Кроме того, Тирлвелл обратил внимание на напряжение, постепенно возникшее в студии между ним и Тибетом. „Я никогда не принимал Тибета всерьез, — говорит он. — Наверное, он считает, что я к нему плохо относился, и это, видимо, правда. В то время мне казалось, что он влез в Nurse и всеми силами пытается удержаться; откуда мне было знать, что у него на уме?“
„Я всегда думал, что мы с Джимом ладили, — рассказывает Тибет. — На Бек-роуд мы жили практически дверь в дверь, а Дженезис — через дорогу. Он был большим поклонником Стива и его творчества, и Стив отвечал взаимностью, признавая его мастером редактирования и аранжировки. Однако вскоре выяснилось, что он меня терпеть на может и говорит об этом всем моим друзьям и знакомым. Его ненависть, продолжавшаяся лет пятнадцать, была совершенно непонятной. Стив считал, все дело в том, что они с Джимом были друзьями, а потом пришел я, и мы со Стивом стали неразлучны. Возможно, сейчас эта ненависть поутихла. Пару лет назад, делая с Coil свое первое большое шоу, он какое-то время жил у нас с женой. Тогда я восстанавливался после операции и не мог придти на выступление. Но я видел этот дурацкий комбинезон с блестками, который он носил на сцене и который вешал у двери в свою комнату“.
„Запись Brained By Falling Masonry была первой, в которой я участвовала, — вспоминает Роджерсон. — Стив работал очень активно, постоянно сидел в студии. Казалось, там он чувствует себя лучше всего. Когда Стив трудится, он весь поглощен делом и точно знает, каким будет результат. Он изменял трек, потом еще, и еще, раз за разом повторяя пленки. Он слушал материал, проходя через одну и ту же фазу в поисках паттернов. Когда записывалась эта пластинка, в студии часто бывал Джим Тирлвелл. Думаю, он действительно хотел стать рок-божеством. Он был просто помешан на себе. Все было для него ступенью, и в конце концов он должен был оказаться наверху. Но все равно в нем было что-то милое“.
Тем временем в студии Britannia Row, где записывались Pink Floyd, Бэланс и Слизи трудились над первым диском Coil. Бэланс составил планы для целого ряда тематических выпусков, замыслив серию односторонних дисков, посвященных каждой из планет. Он выискал их каббалистические характеристики, и каждая сессия должна была проходить в соответствующей обстановке. Первая запись 19 февраля 1984 года состоялась под знаком Марса. Бэланс объясняет: „Марс — римский бог весны и войны. Его качества — динамическая энергия в сочетании с необходимой стабилизирующей дисциплиной; если самоконтроля нет, несбалансированная мощь превращается в жестокость и бессмысленное разрушение. Марс — это обожествление сил Человека, которое в том или ином виде можно встретить в любой культуре и по сей день“. В результате на Laylah вышел альбом How To Destroy Angels,
How To Destroy Angels представляет собой галлюциногенную фугу из звуков гонга, сегодня звучащую столь же стихийно и сверхъестественно, как и в то время. Альбом был выпущен на одностороннем диске; другая сторона называлась „Absolute Elsewhere“ и должна была напоминать по виду одно из магических зеркал, через которые Джон Ди, маг елизаветинской эпохи, беседовал с ангелами. Звукозаписывающая компания сделала несколько попыток, прежде чем у них все получилось. Они думали, что ошибаются, и на первых вариантах диска имелись тона и дорожки; лишь потом вторая сторона была сделана чистым зеркалом. Оформление альбома предрекало портал, изображенный на обложке альбома Time Machines. „Не знаю, почему это так меня привлекает, — говорит Бэланс. — Это единственная область жизни и работы Ди, которая мне интересна: драматические, динамические отношения между ним и Эдвардом Келли. Что там происходило?“. Притягивали Бэланса и точные систематические методы, которыми Ди и Келли пользовались в своих исследованиях реальности ангелических существ. Келли был необразованным человеком, но во время совместных сеансов употреблял язык, обладавший логичной грамматической системой — енохианский, — беря его словно ниоткуда. Он уговорил Ди позволить ему спать с его женой. Coil позаимствовали небесную монаду Ди, одиночную сигилу, представляющую весь спектр астрологических, алхимических и каббалистических идей. Она заключает в себе символы всех планет и зодиакального знака Овна, чьим атрибутом был огонь, связывая себя тем самым с алхимическим процессом. В монаде присутствуют священные формы треугольника, круга, квадрата и креста. Фрэнсис Йейтс, ученая и розенкрейцер, утверждает, что в рамках ренессансного герметизма монада рассматривалась как магическая эмблема, чье „объединенное оформление важнейших знаков“, наполненное небесными лучами, оказывало дополнительное „объединяющее влияние на душу“. Другими словами, монада дарила вам Равновесие.
„Я воспринимаю музыку в контексте ритуала, — утверждает Бэланс. — Я читал 777 Кроули и другие похожие тексты, чтобы найти там музыкальные параметры. Все это не слишком отличается от того, что делал Джон Кейдж, когда бросал камни в сетку и извлекал из этого музыку. Здесь я вижу возможность подстегнуть себя, а материал Ди и Келли очень вдохновляет. То, что, по их утверждениям, они общались с ангелами — прямая параллель с современным помешательством на пришельцах и поисках внеземной жизни. Это перенос старых идей на почву современной культуры. Но Джон Ди и его занятия — лишь крючок, на который можно что-то повесить. Мы хотели творить музыку, и когда в процессе творчества развивалась какая-то тема, мы представляли некоторые ее положения и следовали им, если люди откликались“.
„Дело не только в человеческой реакции, — говорит Слизи. — Наша музыка в большей или меньшей степени творится в измененном состоянии сознания. Я имею в виду, что мы выходим в иное ментальное пространство. Насколько мне известно, так происходит у всех композиторов, но я могу опираться лишь на собственный опыт. Пространство ума, в котором вы находитесь, когда пишете музыку, возникает либо под воздействием ритуалов, которые в тот момент проводятся, либо идей, пришедших вам в голову, либо чего-то, что с вами происходит во внешнем мире. Мы пытаемся создать определенное ментальное пространство, состояние или идею, откуда рождается музыка, и говорите ли вы о неких алхимических представлениях или выполняете ритуалы перед началом работы, все это, в принципе, одно и то же“.
В 1984 году, к моменту издания первого полноценного альбома Coil Scatology, любовь Бэланса к сюрреалистам, особенно к Сальвадору Дали и его параноидно-критическому методу, пробудилась вновь. Этот метод идеально вписывается в практику Coil, поскольку и Coil, и Дали стремились дискредитировать реальность через целеустремленное исследование иррационального. Они стимулировали способность мозга порождать бредовые и галлюцинаторные явления, питая его интересующей информацией, будь то атрибуты Марса или детали оккультной миссии Ди и Келли. Бэланс собрал огромную коллекцию книг и альбомов Дали, прекрасно понимая, что за фасадом эксцентричного сюрреалиста крылся сложный концептуальный лабиринт. Дали интересовали частицы неощутимого, и позже этот интерес выразился в деталях его картин: полузабытые места, железнодорожные станции, святые в виде мух. По мере текстурного усложнения музыки Coil выработали собственную сеть культурных взаимосвязей и точек отсчета, когда мельчайшие детали отсылали вас к чему-то другому и заставляли смотреть глубже.