Ф. М. Достоевский. Новые материалы и исследования
Шрифт:
Еще при жизни Стефана Цвейга в зарубежных изданиях появлялись сообщения о некоторых примечательных рукописях из его коллекции. В 1930 г. подобного рода статья самого Цвейга была напечатана в венском журнале "Philobiblon ("Книголюб") [338] . Здесь было, в частности, сказано, что в собрании писателя имеются три главы рукописи "Униженных и оскорбленных". Вполне возможно, что за границей у какого-то лица находилась вся рукопись романа или значительная ее часть и что между 1923 г. (дата письма к Горькому) и 1930 г. (дата появления статьи) Цвейг приобрел еще одну главу "Униженных и оскорбленных". В той же статье говорится также о принадлежавшей Цвейгу рукописи "Крейцеровой сонаты" и дано воспроизведение нескольких строк одной ее страницы. В юбилейном полном собрании сочинений Л. Н. Толстого в "Описании рукописей, относящихся к "Крейцеровой сонате"" отмечено, что "часть ценной рукописи — автограф находится у Ст. Цвейга (Зальцбург)" [339] . Было ли напечатано за границей описание принадлежавшей ему рукописи "Униженных и оскорбленных", — неизвестно. В Венской национальной библиотеке ее нет, — значит, он туда ее не передавал. После самоубийства Стефана Цвейга и его жены в 1942 г., какие-то части коллекции, им собранной,
338
Zweig S. Meine Autographen-Sammlung // "Philobiblon". Zeitschrift fur Bucherliebhaber. — 1930. — H. 7. — S. 279-289.
339
Нечаева B. C. Рукописное наследие Ф. М. Достоевского // Описание рукописей Ф. М. Достоевского. — С. 7.
К большому удивлению, в комментарии к "Униженным и оскорбленным" в только что вышедшем третьем томе академического собрания сочинений Достоевского ни единым словом не упоминается о рукописях трех глав романа, хранившихся у Цвейга. А ведь составители должны были не только знать о существовании этих материалов, но и предпринять их розыски, тем более что в отличие от других больших романов Достоевского, из рукописей "Униженных и оскорбленных" до нас ничего не дошло, если не считать маленького отрывка, недавно обнаруженного в московском музее Достоевского и публикуемого в настоящем томе (с. 15).
Вполне возможно, что в послереволюционные годы за рубеж была увезена полная рукопись "Братьев Карамазовых". О ней имеется такая запись А. Г. Достоевской в тетради, на обложке которой она написала: "En cas de ma mort on d’une maladie grave" [340] . "Внуку моему, Федику, я подарила на память о его дедушке полный экземпляр рукописи романа "Братья Карамазовы" (первый том 439 страниц и второй том 465 страниц). Оба тома переплетены (вес обоих более 12 фунтов). Внесены на хранение в Государственный) банк 17 февраля 1907 г. по расписке № 1030823. Расписка эта отослана на хранение Екатерине Петровне в заказ<ном> письме февр<аля> 1907 г." [341] Упоминаемая в этой записи Е. П. Достоевская (урожденная Цугаловская) — жена сына писателя и мать его внука Федика, к которой Анна Григорьевна относилась исключительно хорошо, скончалась совсем недавно, в 1959 г., во Франции, куда она переехала из Крыма, где жила до последнего года Великой Отечественной войны. После ее смерти в пансионате для престарелых русских эмигрантов в Ментоне, по ходатайству московского музея Ф. М Достоевского было прислано, как утверждают, всё оставшееся от нее, но там, кроме домашних вещей, оказались лишь рисунки ее старшего сына Федика. Получила ли в Государственном банке Е. П. Достоевская по имевшейся у нее расписке рукопись "Братьев Карамазовых", — неизвестно. Но получить вполне могла. К тому же эту рукопись никто и никогда не передавал Федику, как того желала Анна Григорьевна, — он умер в 1921 г., в шестнадцатилетнем возрасте [342] . А если рукопись "Братьев Карамазовых" была получена из Государственного банка Е. П. Достоевской, то не взяла ли она ее с собой, когда после изгнания из Крыма оккупантов навсегда покинула родину? Могло быть и так: рукопись "Братьев Карамазовых", безусловно находившуюся вне того сейфа, где Анна Григорьевна хранила множество записных книжек и бумаг Достоевского, затем в 1921 г. поступивших в Центрархив, мог присвоить в бурные дни Октябрьской революции один из высших царских чиновников Государственного банка, — известны случаи, когда они изымали оттуда для отправки за границу различные ценности. Но так как нет точных данных о судьбе рукописи "Братьев Карамазовых" после 1917 г., остается верить, что она не погибла и будет обнаружена.
340
"На случай моей смерти или тяжелой болезни" (франц.).
341
Волоцкой М. В. Хроника рода Достоевского. 1506-1933. — М., 1933. — С. 151.
342
Бурсов В. Достоевский неизвестный // Литературная газета. — 1970. — № 38. — 16 сентября.
Не зная того, что существует письмо Стефана Цвейга, к тому же опубликованное в нашей печати дважды — в 1958 и 1960 гг., где прямо говорится об имеющейся у него лишь одной рукописи Достоевского — двух глав "Униженных и оскорбленных", не зная и статьи Цвейга в журнале "Philobiblon", где говорится о принадлежавшей затем писателе) рукописи трех глав этого романа, Б. И. Бурсов привел завещательную надпись А. Г. Достоевской (не говоря о том, что она впервые напечатана В. С. Нечаевой) и далее напечатал явно апокрифические сведения о судьбе рукописи "Братьев Карамазовых", сообщенные Андреем Федоровичем Достоевским, младшим внуком писателя: будто в 20-х годах ее "купил за баснословную цену немецкий писатель Стефан Цвейг, который после захвата власти Гитлером уехал в Аргентину, бедствовал, задолжал большую сумму бакалейщику и, вместе с женой, покончил самоубийством". Правда, Б. И. Бурсов называет это сообщение легендой. Но зачем распространять безусловно неверные сведения, да еще сдобренные выдумкой о бакалейщике, являющемся чуть ли не виновником самоубийства Цвейга! Кстати сказать, он был писателем австрийским.
О том, что украденные в нашей стране рукописи Достоевского оказываются за границей, красноречиво свидетельствует следующий факт. В первом томе писем Достоевского, вышедшем в 1928 г., А. С. Долинин напечатал письмо 12 ноября 1859 г. к В. М. Карениной, — сестре писателя, указав в примечаниях, что его подлинник хранится в московском Историческом музее. А двадцать восемь лет спустя после выхода первого тома четырехтомника, в 1956 г., человек, назвавший себя С. Максимовым, через посольство СССР во Франции передал в дар Музею Ф. М. Достоевского в Москве тот самый подлинник письма к В. М. Карениной, который ранее хранился в Историческом музее!
Из Советского Союза был увезен другой интересный автограф писателя — двойной лист большого формата, все четыре стороны которого, заполненные рукою Достоевского, являются началом второй главы второй части "Записок из Мертвого дома". Интересен автограф множеством зачеркнутых слов, вместо которых внесены поправки, отразившиеся в окончательном варианте. Наряду с автографами Державина, Жуковского, Пушкина, Александра Бестужева, Вяземского, Гоголя, Тургенева, Горького, Блока, Марины Цветаевой, этот автограф Достоевского входит в раздел рукописей большой
343
The Kilgour Collection of Russian literature 1750-1920. With notes on Early Books and Manuscripts of the 16th and 17th Centuries". Harvard College Library: Distributed by the Harvard University Press. — Cambridge, Massachusetts, 1959.
344
Harvard Library Bulletin. — 1955. — Vol. IX. — № 3; Русский литературный архив. — Нью-Йорк, 1956. — С. 59-81.
По фотокопии, полученной ЦГАОР, этот фрагмент рукописи "Записок из Мертвого дома" был опубликован В. С. Нечаевой в журнале "Советские архивы", 1967, № 3, С. 81-92.
Поиски реликвий нашей отечественной культуры, проведенные мною в 1966 г. во Франции, дали значительные результаты. Так, из числа рукописных материалов, что мне удалось там выявить, только в Центральный государственный архив литературы и искусства СССР поступило около двенадцати тысяч номеров. Среди них творческие рукописи и письма, дневники и воспоминания, рисунки и фотографии, относящиеся к огромному периоду времени — от дневника Аннет Олениной с записями о ее встречах с Пушкиным, до архива Аркадия Аверченко; туда же поступили 44 иллюстрации Александра Бенуа к "Капитанской дочке", а также 43 эскиза костюмов и эскиз занавеса М. В. Добужинского к "Ревизору", которые впервые обрели жизнь на сцене в 1972 г. в постановке этой пьесы Г. А. Товстоноговым в Ленинградском Большом драматическом театре. Государственный музей А. С. Пушкина в Москве украсил свою экспозицию двумя шедеврами русской акварельной живописи — портретом М. Н. Волконской с сыном кисти П. Ф. Соколова (эта акварель была взята ею с собой в Сибирь, когда она решила разделить судьбу мужа-декабриста), а также портретом Идалии Полетики, исполненным тем же художником. В Государственный музей "Домик Лермонтова" в Пятигорске была передана картина великого поэта "Вид Крестовой горы", подаренная им своему другу В. Ф. Одоевскому. Государственный музей Л. Н. Толстого в Москве получил двадцать писем-автографов Толстого к Виктору Лебрену. Удалось найти много интересного, связанного с жизнью и творчеством Тургенева…
Но отыскать во Франции какие-либо автографы Достоевского представлялось не возможным. В отделе рукописей парижской Национальной библиотеки мне сообщили, что автографов Достоевского там нет. То же самое сказали руководители архивов Франции, с которыми я общался. Что же касается французских частных собраний, то профессор Андре Мазон, хорошо их изучивший, уверял меня, что за всю свою долгую жизнь он не видел в этих собраниях ни единой строки, написанной рукой Достоевского. О том же говорил и Андре Моруа, владевший превосходной коллекцией автографов, которую он мне показывал, разрешив фотографу Мишелю Бродскому сделать для меня снимки некоторых из них.
И все же я узнал о существовании во Франции двух автографов Достоевского, находящихся у частных лиц.
Один из парижских друзей сообщил мне, что в Ницце живет весьма почтенных лет человек, который еще в давние годы собрал коллекцию творческих рукописей в писем известных литераторов прошлого, общественных и политических деятелей, к тому же не только французских, поэтому у него могут быть и русские автографы. И так как я должен был побывать на юге Франции, где жил Виктор Лебрен, обещавший передать двадцать писем Толстого, то просил друзей, привезших меня к Лебрену, поехать затем со мной в Ниццу. Владелец собрания автографов был предупрежден о моем приезде, и я был встречен им радушно. Коллекция действительно оказалась интересной. Внимательно просмотрев автографы Монтескье и Руссо, Дидро и Бомарше, Гюго и Жорж Санд, Марата и Демулена, Карла Маркса и Франклина, Ньютона и Эйнштейна, Гете и Шиллера, я буквально впился в русские автографы. Их оказалось здесь восемь: пять писем Тургенева к Каролине Комманвиль, племяннице Флобера, письмо Льва Толстого к П. П. Николаеву, философу-идеалисту, переселившемуся в 1905 г. в Ниццу, письмо Горького к бельгийскому писателю Франсу Элленсу и его жене М. М. Элленс-Милославской [345] . И, наконец, письмо Достоевского, к тому же оказавшееся неизданным. На следующий день я получил фотографию этого письма.
345
В дальнейшем я выяснил, что письма Тургенева к Каролине Комманвиль были в давние годы опубликованы — одно в отрывке, остальные с неточностями, — и в таком виде они перепечатаны в полном собрании сочинений и писем Тургенева (Изд-во АН СССР, Письма, т. XII, кн. 2, с. 24-25, 256, 284, 322; т. XIII, кн. 1, с. 12); письмо Толстого к П. П. Николаеву напечатано по копии в изд.: Толстой Л. Н. Полн. собр. соч. — Т. 82. — 1956. — С. 159-160; письмо Горького к Элленсам появилось в переводе на французский язык в кн.: "Hommage a Franz Hellens". (Le dernier disque vert). — Paris, 1957. — P. 290.
Вот его текст:
Милостивый государь,
Письмо ваше, через которое вы изъявляете желание иметь мой автограф, получил я только сегодня. Это случилось следующим образом:
Когда оно пришло ко мне, в Парголово, я был в Петербурге. Человек мой получил письмо, положил ко мне на стол и забыл о нем, но так хорошо забыл, что только сегодня случайно отыскал я его у себя на столе под книгами.
Спешу исполнить ваше желание и посылаю вам немедленно листок из одного моего рассказа, нигде не напечатанного.