Фабиан. История одного моралиста
Шрифт:
— Это самый скверный народ, — заметил лабуде, — все время пытаются проверить, не возвратилось ли вдруг утраченное. — он окинул взглядом девушку по фамилии кульп. она разлеглась в шезлонге, высоко задрав ноги, и кивала ему.
Лабуде подсел к ней. фабиан медлил в нерешительности. ателье было очень большое. посредине, под лампой, перед рядом скульптур стоял грубо сколоченный стол, а на столе сидела голая темноволосая женщина. рейтер примостилась на табуретке, взяла блокнот для эскизов и начала рисовать.
— Обнаженная
Голая женщина по фамилии зелов выпрямилась и встала йа столе, широко расставив ноги. она была превосходно сложена. ее грустные глаза равнодушно смотрели прямо перед собой.
— Дайте чего-нибудь выпить, меня знобит, — вдруг сказала она.
— И правда, фрейлейн зелов вся покрылась гусиной кожей, — подтвердил фабиан. он подошел поближе и стал перед ней как тонкий ценитель искусства перед бронзовой статуэткой.
— Трогать воспрещается! — голос скульпторши прозвучал крайне недружелюбно.
Фрейлейн кульп, уже разлегшаяся в объятиях лабуде, как в теплой ванне, крикнула фабиану:
— Руки прочь! Рут ревнива. У нее с обнаженной натурой прочно налаженная связь.
— Заткни глотку! — буркнула Рут. — Лабуде, если у вас с Кулыт возникло какое-нибудь неотложное дело, не стесняйтесь. У меня только это помещение, но оно всякое видало.
Лабуде объяснил, что его мучат сомнения морального порядка.
— Чего только на свете не бывает, — печально
заметила Кульп.
Рейтер подняла глаза от блокнота и мельком взглянула на Фабиана.
— Если вы тоже хотите принять участие в Кульп, то действуйте. Вам нужно только взять монетку. У Лабуде орел, у вас решка. Кульп подбросит ее вверх, это ее распалит. Чьей стороной вверх упадет монетка, за тем право первенства.
— Какая глубокая истина! — воскликнула Кульп. — Но мелкая монетка! Ты сбиваешь мне цену.
Фабиан вежливо заметил, что он не охотник до
азартных игр.
Обнаженная женщина топнула ногой.
— Я хочу выпить!
— Баттенберг, рядом с твоим креслом стоит столик, а на столике джин. Давай-ка его сюда.
— С удовольствием, — отвечал чей-то голос. За статуями послышалось звяканье стекла. Потом в круг света под лампой вошла новая девушка и протянула обнаженной натуре полный стакан.
Фабиан оторопел.
— Сколько же здесь лиц женского пола, в конце концов? — спросил он.
— Я единственная, — отвечала фрейлейн Баттенберг и засмеялась.
Фабиан взглянул на ее лицо и решил, что она не вписывается в окружающую обстановку. Девушка вновь удалилась за статуи. Он последовал за ней.
Она села в кресло. Он встал возле гипсовой Дианы,
— Последняя позиция, моя радость, корпус наклонить вперед, колени согнуть, зад выставить, руки на колени, хорошо, стоп!
Из передней половины мастерской доносились взвизгивания и тяжелые вздохи фрейлейн Кульп.
— А как вы, собственно, попали в этот свинушник? — спросил Фабиан.
— Мы с Рут Рейтер родом из одного города. Учились в одной школе. На днях случайно встретились на улице. А так как в Берлине я не очень давно, она пригласила меня, так сказать, в целях информации. Я здесь в последний раз — уже достаточно информирована.
— Очень рад слышать, — сказал он. — Я не такой уж страж добродетели, и все же огорчаюсь, когда вижу, до чего женщина может опуститься.
Она серьезно посмотрела на него.
— Я тоже не ангел, сударь. Наше время не любит ангелов. Но что прикажете нам делать? Если мы любим мужчину, мы ему отдаемся, отрешившись от всего, что было раньше. «Вот я», — говорим мы, приветливо улыбаясь. «Да, — отвечает он, — это ты», — и чешет за ухом. О господи, думает он, только этого мне не хватало. Мы с легким сердцем дарим ему все, что имеем. А он проклинает нас. Наши подарки ему в тягость. Сначала он проклинает втихомолку, а потом уже во весь голос. И мы одиноки, как никогда прежде. Мне двадцать пять лет, но меня оставили уже двое мужчин. Оставили как зонтик, который нарочно где-то забывают. Вас смущает моя откровенность?
— Это участь многих женщин. У нас, молодых мужчин, забот полон рот и времени на любовь не хватает, разве что на удовольствия. Понятия семьи почти уже не существует. Хотя нам все же остались две возможности проявить свое чувство ответственности. Либо мужчина берет на себя ответственность за будущее женщины, но на следующей неделе, потеряв работу, понимает, что поступил безответственно. Либо, из того же чувства ответственности, решает не портить жизнь другому человеку, но, сделав, таким образом, женщину несчастной, убеждается, что и это решение было безответственным. Это антиномия, которой раньше не знали.
Фабиан присел на подоконник. В доме напротив светилось окно. Он увидел бедно обставленную комнату. За столом, закрыв лицо руками, сидела женщина. Перед ней стоял мужчина, он жестикулировал, видимо, бранился, потом сорвал с гвоздя шляпу и выбежал из комнаты. Женщина отняла руки от лица и уставилась на дверь. Затем опустила голову на стол, очень медленно и очень спокойно, словно подставляя ее под удар топора. Фабиан отвернулся и посмотрел на девушку, сидевшую в кресле рядом с ним. Она тоже видела сцену в доме напротив и печально взглянула на него.