Фабий Байл. Прародитель
Шрифт:
Позади него вышагивал гигантский монстр по имени Лидоний, радостно кривящий изуродованное варпом лицо. Рядом с ним, как всегда, шел Никола: грациозный, ярко разодетый убийца в шлеме в виде звериного черепа и с разделенным на три части гребнем. В конце же следовал Мерикс в своих древних силовых доспехах, размалеванных пастельными тонами. У всех где-то были отличительные знаки Двенадцатой роты, но прошлые присяги больше не имели значения, и теперь они были воинами Блистательного.
— Зря ты вернулся, кузнец плоти, — сказала Савона.
— Ну как же… Прогон сквозь строй, брат. Неужели ты не помнишь кары,
Байл сощурился и смахнул руку Блистательного.
— Третий мертв. А он не вернулся. Не смеши меня, Касперос.
— Ах, Фабий, будь моя воля, я бы простил его, — Блистательный взглянул на Олеандра: — Я простил бы тебе все, мой апотекарий. К таким талантливым кузнецам плоти, как ты, следует относиться снисходительно, но… увы. Я должен принимать во внимание моральный дух роты. Нужно следовать установленным порядкам. Даже на службе своим желаниям есть правила. Ты покинул меня, Олеандр. Оставил свой пост. Ты должен быть наказан, а потому ты пройдешь сквозь строй.
Блистательный опустился на корточки и провел пальцами по грязи на палубе. Ухмыльнувшись Байлу, он добавил:
— Савона, солнце мое, честь пролить первую кровь принадлежит тебе. Заставь его кричать.
Савона зашипела от удовольствия и взмахнула силовым молотом. Олеандр покачнулся, когда голова молота обрушилась на его бок. Байл покосился на Блистательного.
— Если ты его покалечишь, он станет для меня бесполезен.
— Он тебе нужен?
— Пока не знаю.
— Тогда будем надеяться, что не нужен. Гулос, атакуй, атакуй со всей силы, — приказал Блистательный, поднимаясь в полный рост. Воин по имени Гулос завыл и выхватил мечи из ножен. Олеандр вскинул руку защищаясь, и с его предплечья посыпались искры. Он отшатнулся. Гулос и Савона начали обходить его с разных сторон.
— Никола, Мерикс, Благословенный Лидоний, покажите себя, братья мои.
После каждого названного им имени очередной Узник Радости бросался в атаку. Клинки, молоты и цепы обрушились на Олеандра, вынудив опуститься на колено, но он с отчаянной яростью выхватил меч из ножен и на мгновение заставил противников отступить.
Блистательный захлопал в ладоши.
— Все-таки с оружием он неплохо обращается, — сказал он и посмотрел на Байла. — Согласен, Фабий?
— Не могу судить.
Блистательный в шутку нахмурился.
— Когда-то совершенство было твоей профессией, Фабий. И ты был в ней мастером. Ты всегда так гордился своей работой и так боялся неудач. — Он поднял руки. — Это Эйдолон сказал, не я. И все же я не могу не спросить: когда ты сдался?
— Я не сдавался, — ответил Байл, наблюдая за столкновением. Олеандр держался, что не могло не впечатлять при таком численном превосходстве врага.
— И тем не менее ты здесь. Изгнанный и почти забытый. Знаешь, мы порой обсуждаем тебя, когда собираемся вместе.
— Кто «мы»?
Блистательный наклонился к нему.
— Конклав Феникса, — прошептал он.
— И что это такое?
Блистательный постучал пальцем по губам:
— Секрет.
— Разумеется, как это я не догадался. Касперос, мы впустую тратим время.
— Я же просил не называть меня так, брат, —
Байл уставился на него.
— Прошу меня простить. О Блистательный Король, мы впустую тратим время.
Блистательный улыбнулся.
— Так покончи с этим, брат, прошу, — он облизнул губы. — Если можешь. Насколько я помню, ты никогда не любил лишний раз двигаться.
— Ключевое слово — «лишний», — ответил Байл. Он поднял посох и направился вперед, вскидывая полы плаща при каждом шаге. На середине пути он беззвучно активировал стим-помпы в броне, и по телу прошла волна прохлады, оставляя за собой силу. Он составил эту смесь наркотиков специально под свой организм. Коктейль делал его быстрее и сильнее, но позже за это придется заплатить. За все всегда приходится платить. Каждое лишнее усилие еще на один шаг приближало его тело к окончательной гибели.
Один из Узников Радости, Мерикс, раскручивающий над головой трещащий электроцеп, повернулся, когда Байл подошел ближе. На нем была броня старого типа, покрытая большими пятнами тусклых цветов. Он направил электроцеп вниз с такой силой, что звериные шкуры взметнулись вокруг него, но Байл отступил в сторону и обрушил посох на грудь противника. Раскрашенная в пастельные тона броня не могла защитить космодесантника от смертоносной энергии посоха Мучений. Тот прошел сквозь керамит, как скальпель сквозь плоть.
Мерикс выгнул спину и пронзительно закричал. Боевой цеп выпал из онемевших пальцев. Байл схватил его за горло и поднял в воздух. Мерикс даже не сопротивлялся, когда главный апотекарий отшвырнул его в сторону.
— Дерись, Олеандр. Дерись, если хочешь жить, — сказал Байл, присоединяясь к апотекарию. Встав спиной друг к другу, они приготовились сражаться с оставшимися Узниками Радости, — Мне не нужны те, кто сдается при первых же трудностях.
Олеандр не ответил. Его меч обрушился на парные клинки Гулоса, после чего апотекарий крутанулся в сторону и ударил противника плечом в грудь, оттолкнув на шаг. Байл был вынужден забыть про обоих, когда гигант по имени Благословенный Лидоний атаковал его гудящим громовым молотом. Лидоний был одним из тех, кого коснулся варп, и из давних трещин в его силовой броне выглядывала опухшая, мутировавшая плоть. Его кожа отливала перламутром и бурлила, словно кипящая грязь.
Байл пригнулся, уходя от первой атаки, и увернулся, избегая второй. Он слышал, как хрустят суставы при каждом движении, а рана, полученная на Грандиозной, опять начала болеть, но он ее проигнорировал и атаковал, резко выставив вперед посох, однако громила оказался быстрее, чем казался. Его загрубелая лапища обхватила посох, а когда Байл активировал оружие, Лидоний только захихикал.
— Хорошая боль, — сказал Узник Радости, — Мне нравится.
— Вот как? А попробуй-ка это, — сказал Байл, выхватил игломет «Ксиклос» из кобуры и выстрелил. Уродливое лицо Лидония покрылось волдырями, он выпустил посох и с воплем отшатнулся. Уронив силовой молот, он вцепился пальцами в плавящуюся плоть лица, но яд прожигал себе путь все глубже. Байл опустил пистолет пониже и опять выстрелил. Вопли Лидония поднялись на октаву, и, продолжая держаться за лицо, он рухнул на одно колено.