Фабий Байл. Живодер
Шрифт:
— Только дернись или закричи, и я сломаю тебе шею, а потом скормлю рабам на нижних палубах.
— Любопытно, — прошептала Диомона. — Я не ошиблась. Ты совсем не покорился.
— Я — воитель из Третьего легиона. Нас невозможно покорить.
— Я запомню это на будущее. Так что теперь? Я стану заложником? Ты используешь меня как плату за проход с корабля?
— Но ведь вы всюду сможете последовать за мной, не так ли? — Он крепче сжал пальцы, а потом подался вперед и прошептал: — Ты ведь ненавидишь его, правда? Я говорю о Гексахире. Я чувствую это в тебе. Что, если я его убью для тебя?
— И
— Думаю, мои шансы на выживание возрастут под эгидой другого представителя вашего ковена.
— Как интригующе, — заметил Гексахир. Через миг пришла боль. Олеандр зарычал, отпрянув от гемункула. Боль была слабее, чем прежде, как и всегда. Он привыкал к ней. Начинал ею наслаждаться. Но это не стоило выдавать Гексахиру. По крайней мере, пока что.
Он рухнул на четвереньки, злобно уставившись на пленителя. Гексахир глядел на Олеандра, и его мясная маска кривилась в презрительной гримасе.
— Признаюсь, я надеялся на более… интересный замысел.
— Иногда старые фокусы работают лучше всего, — хрипло рассмеялся апотекарий.
— Не в этом случае. Диомона слишком верна, если не мне, то самому ковену. Не так ли, Диомона?
Ответила она не сразу, лишь помедлив долю секунды.
— Да.
Если Гексахир это и заметил, то не подал виду. Олеандр тоже запомнил сомнение. Некоторые яды действовали дольше, чем остальные.
— И все же я ценю попытку, — продолжал Гексахир. — Я уж было начал опасаться, что ты наконец сломался. Поэтому на сей раз обойдемся без болевого жезла. Взять его.
Он отступил в сторону, пропуская троих развалин. Первый из них сделал выпад зажатой в кулаке электродубинкой. Удар пришелся в живот Олеандра, градом посыпались искры, и по телу разошелся разряд боли. Кох взревел от гнева и взмахнул кулаком, пытаясь раздробить череп твари. За первым прячущимся под маской послушником бежали двое других, двигавшихся непредсказуемо и нечеловечески быстро.
Когда они приблизились, Олеандр ощутил в дуновении ветра запах текущих в развалинах химикатов и вонь немытых тел. Второй удар пришелся в ногу, и та онемела. Будь Кох силен, как когда-то, то, возможно, и не заметил бы удара. Но после веков пыток и лишений ему удалось лишь не рухнуть лицом вниз в тот же миг. На него посыпался град ударов, каждый из которых все ближе подталкивал к потере сознания. Гневный рев сменился воплями, а трое развалин били его снова и снова, не прекращая хохотать. Затуманенными от боли глазами Олеандр видел, как за его страданиями наблюдает Гексахир, злорадно скалясь. Для друкари муки были мясом и вином.
Олеандр перекатился на спину и ударом ноги выплеснул свою ярость. Один из развалин отшатнулся со сломанной шеей. Кох неловко схватился за выроненную тварью дубинку, пока остальные на миг замерли от изумления. Он едва успел поднять оружие, когда пришедшие в себя развалины набросились на него. Олеандр повернулся к ним навстречу, с трудом держась на онемевшей ноге. Ксеносы нападали на него с двух сторон, и он едва мог защищаться.
Содрогнувшись от удара в плечо, Олеандр ответил, расколов и ключицу развалины, и дубинку. Когда третий послушник прыгнул на него, Кох повернулся на месте и перехватил уже опускавшуюся на него палицу.
Гексахир вежливо похлопал. Истекающий потом Олеандр злобно поглядел на гемункулов. Он шагнул к ним, а Гексахир с укором выставил вперед палец.
— Олеандр, ты пожалеешь, если не уймешься. Хватит, повеселился.
Олеандр покосился на дубинку. Возможно, сейчас он мог сбежать. Шансы были небольшие, но все же были.
Он замер. Нечто хрупкое и бледное появилось между двумя друкари. Он увидел проблеск улыбки, сверкнувшей, будто бритва на плоти. Глаза, похожие на драгоценные камни.
«Еще рано… слишком рано…»
Он бросил оружие.
— И это все? — нахмурился Гексахир, и в голосе его прозвучало разочарование. — Возможно, ты и в самом деле сломался. Какая досада.
Олеандр отвернулся.
Глава 7. Приготовления
Сначала не было ничего.
Но затем небосвод раскололся, изрыгнув частицу ада в реальность. Переход корабля из варпа в материальный мир был зрелищем не для малодушных. Особенно когда речь шла о таком корабле, как «Везалий».
Древний фрегат типа «Гладий» вырвался из эмпиреев с торжествующим воплем тормозных двигателей. Изящный и смертоносный корабль не был отмечен ни геральдикой, ни опознавательными знаками, лишь причудливыми мрачными пятнами, что оставались после полетов сквозь имматериум. Аметистовые молнии танцевали вдоль зубчатых стен, защищавших покрытые шрамами борта. Сверкая серебристым полем Геллера, «Везалий» мчался среди звезд, целиком посвятив себя поиску добычи.
Фабий стоял на наблюдательной палубе, что нависала над мостиком. Он чувствовал довольное урчание корабля, подобное рыку громадного представителя рода кошачьих. Слишком давно «Везалия» не выпускали на охоту меж звездных путей, и, похоже, фрегат наслаждался сделанными на нем усовершенствованиями. Фабий повернулся к распорядителю стратегиума корабля.
— Вольвер, докладывай.
— «Везалий» доволен, — ответил тот странным монотонным голосом. Распорядитель стратегиума изменился так, что больше нельзя было понять, являлся он прежде мужчиной или женщиной. Теперь создание напоминало скорее автоматона из твердого металла и стекла. Перегонный куб в обличье живого существа. В прозрачном колпаке-черепе пульсировал живой мозг, а человеческие глаза пристально глядели из андрогинной посмертной маски, изготовленной из меди. Взгляду открывалась вся тянущаяся по стеклянному телу нервная система, будто это была иллюстрация в медицинском трактате. Фабий считал его одним из своих лучших творений.
— Надеюсь, что так и есть после череды недавних усовершенствований, — сказал Байл. Он глубоко вдохнул, наслаждаясь необычайно стерильным воздухом на палубе. Одним из побочных эффектов прорастания психокости во фрегате стало заметное отсутствие загрязнителей в системах водоснабжения и вентиляции. Он провел рукой вдоль волнистых перил из духовного пластика, чувствуя тепло.
Психокость распространялась по оболочке «Везалия», заменяя изъеденные внутренности корабля новыми и до сих пор не до конца понятными Фабию структурами. Фрегат изменялся, становясь чем-то другим. Чем-то чуждым. Фабий это одобрял.