Фабий Байл. Живодер

Рейнольдс Джош

— Хорошо. Все так, как должно быть.

Фабий провел пальцами по ближайшему дереву. Тактильные датчики, встроенные в броню, тут же измерили поток синаптических импульсов, уходящий сквозь призрачную кость в спящих зародышей. Фабий ощутил знакомый зуд в основании черепа. Призрачная кость, которую он имплантировал себе в мозг, резонировала с окружающим миром, и информация, хранящаяся в его кортикальных узлах, начала загружаться в рощу.

Гул голосов стал громче. Фабий закрыл глаза, зуд превратился в ломоту и,

наконец, в острую боль. Он оборвал связь за миг до того, как боль стала невыносимой. Так лучше всего было дозировать поток информации. Вливать по капле в еще не сформировавшиеся умы, чтобы они сами могли ее переварить.

— Эти отличаются от других, — сообщил Рамос.

— Да. Новая порода для нового тысячелетия.

— Ты будешь переселяться в них, как переселился в плоть, которую носишь сейчас?

Фабий улыбнулся:

— Нет. Нет, когда эта плоть окончательно рассыплется, я рассыплюсь вместе с ней. — Он оглядел себя и разгладил несуществующую складку на плаще. — Мои клоны пойдут дальше, не отягощенные моим призраком. От меня у них останутся знания, и больше ничего. — Он пожал плечами. — Что касается наследства, то могло быть и хуже.

— Ты умираешь, — помолчав, произнес Рамос.

— Я всегда умираю.

— Это другое. Я чувствую предсмертную песнь твоих клеток, то, как они выгорают одна за другой. — Рамос посмотрел на него. — Хочешь знать, как она звучит? Я могу воспроизвести ее, если пожелаешь.

Какофон поднял руку, и Фабий увидел усилитель, встроенный в ладонь. Усилитель задрожал, и оттуда раздался жестяной звук, похожий на вздохи маленького животного.

— Нет. Благодарю тебя, но не нужно.

Рамос закрыл ладонь и опустил руку.

— Кстати, я прав. На этот раз твое умирание другое. В нем есть какая-то непривычная тяжесть.

Фабий пристально посмотрел на десантника:

— Ты необычайно восприимчив, Рамос.

Рамос повел рукой вокруг:

— Это все сад. Он учит нас, как и мы учим его.

— Ты уже говорил это прежде.

— И скажу еще раз. — Рамос коснулся пальцем уха. — Я слышу песнь твоей души в деревьях, лейтенант-командующий. Почему?

Фабий на мгновение замолчал.

— Близится завершение моей истории. Или, по крайней мере, этой ее главы. Я обманывал смерть много веков, но сейчас…

Он умолк.

— А когда тебя не станет?

— Я продолжусь. Но это буду уже не я. Не такой, как я. И, пожалуй, это к лучшему. — Фабий испустил медленный вздох. — Я не стану мешать будущему моих детей. Не совершу снова те же ошибки.

— А я удивлялся, почему ты не покончил с ней.

Фабий напрягся:

— С кем?

— С твоей любимицей. Той девочкой-ищейкой. — Рамос понимающе сощурил налитые кровью глаза. — Прежде ты бы вырезал под корень все племя предавших тебя созданий. Но сейчас… ты проявил милосердие.

— Не милосердие. Понимание. — Фабий

нахмурился. — Игори сделала свой выбор. И это был единственный выбор, который она могла сделать. Я не держу на нее зла.

— Зато твои клоны могут держать.

— Такая вероятность есть. Как я уже сказал, она сделала свой выбор. А я сделал свой.

Рамос одобрительно кивнул:

— Как и мы все. Пока существует этот сад, мы будем тебе верны.

Он коснулся одного из деревьев, и реснички призрачной кости нежно обвили его перчатку. Фабий озадаченно посмотрел на него:

— Как ни обнадеживает меня это заявление, мне любопытна сама формулировка. Ты знаешь что-то, чего не знаю я?

— Бывают слышны… слова. Обрывки голосов, говорящих о вещах, которых мы не понимаем. Как будто где-то вдалеке назревает буря, но с каждым мгновением она становится все ближе.

— И что же говорят эти голоса?

— Послушай сам.

Рамос выставил руку, и похожие на рты решетки вокса, встроенные в наруч, исторгли шквал звуков. По большей части это была тарабарщина — просто звуки и ярость, ничего не означающие. Но среди шума слышалось нечто, что можно было принять за пение. Похожую песню он слышал только однажды, хотя и не мог вспомнить, где именно.

— Что это такое?

Глаза Рамоса вспыхнули от радости:

— Это ур-песнь. Расщепляющая песнь. Кто-то поет ее в глубинах времени, в моменты, которые еще не настали. Ты узнаешь голос?

Фабий покачал головой. Во рту у него вдруг пересохло, а сердца громко застучали. Он почувствовал что-то похожее на укол страха.

— Нет, — прошептал он, — я его не знаю.

— Нет, знаешь, брат. — Рамос склонился ближе. — Потому что это твой голос.

Фабий отвернулся, чувствуя, как внутри все переворачивается. Он закрыл глаза.

— Я… ухожу в паломничество. Ты понял?

— Да. Эта часть песни звучит уже давно. — Рамос отступил назад, — Ты за этим пришел? Чтобы попрощаться с нами?

— Нет. Мне нужно кое-что от тебя.

Рамос склонил голову:

— Мы многим тебе обязаны, Повелитель Клонов. Больше, чем сможем вернуть в этой жизни. Вот почему мы не ропщем, стоя подле тебя, даже когда под ногами уходит вниз край пропасти. — Его усилители издали негромкий вой. — Какофоны готовы служить тебе. Скажи, и мы начнем действовать.

Фабий взглянул на шумового десантника. Рамос не был ему другом — не совсем другом. Как не был и слугой. В лучшем случае они были попутчиками. И все же какофоны были чем-то большим. Они были одними из первых его творений, задуманными еще до того, как Фулгрим вступил на извилистый путь, приведший всех их к проклятию.

— Половина от вашего числа присоединится ко мне на Велиале IV. Остальные останутся с Ключом и садом. Защищайте его, если случится самое худшее.

— Думаешь, может дойти до этого?