Фабрика грез Unlimited
Шрифт:
Вспомнив эту симпатичную троицу, я решил поучаствовать в их игре. Я продрался через заросли на поросшую высокой травой лужайку, узкую полоску заброшенной земли, тянувшуюся вдоль небольшого, впадавшего в реку ручья. Дети меня не видели. Погруженные в мир своей фантазии, они шествовали колонной к свежевскопанной грядке, а может, клумбе, таившейся среди деревьев в небольшой затененной прогалине. Добродушный даун шагал впереди, следовавшие за ним Рейчел и Джейми несли пучки увядших тюльпанов.
В шаге от клумбы они остановились и замерли. Рейчел опустилась на колени, проворно ощупала вскопанную землю, а затем
Умиленный этим трогательным ритуалом, я вышел на прогалину. Дети испуганно повернулись. Щеки Рейчел побелели, она кинула в могилу последние тюльпаны и стала нашаривать руку Дэвида. Не успел я раскрыть рта, как они уже мчались прочь; бежавший посредине Джейми верещал, как всполошенная птица.
– Рейчел!.. Я ничего тебе не сделаю!.. Джейми!..
И только тут до меня дошло, что могила была выкопана не для цветов, вернее – не только для цветов. Деревянный крест был грубым подобием самолета; для усиления сходства на его перекладине были изображены мелом крылья, а в нижней части столбика – хвост.
Моя «Сессна»?
Я обернулся и окинул лужайку взглядом. Дети исчезли. У меня впервые шевельнулось подозрение, что, возможно, я все-таки мертв.
И именно тогда, там, на этой тайной прогалине, у меня возникла твердая решимость доказать, что если я и вправду был мертвым, если я и вправду утонул вместе с угнанным самолетом, то теперь я навечно останусь живым.
Глава 9
Речная преграда
– Так что же я, умер? – прошептал я в могилу, но та не отвечала. Крест с самолетом, удушающие заросли рододендронов – все это вызывало у меня тихое бешенство. – Умер и сбрендил?
Почему меня так задела эта невинная игра троих неполноценных детей? Я расшвырял ногой лежавшие в неглубокой ямке цветы, а затем продрался сквозь пыльную листву во все тот же парк. Залежавшийся под деревьями свет бросился мне навстречу, по-щенячьи радуясь возможности пообщаться с живым существом. Он весело играл на лацканах похоронного костюма, приплясывал вокруг моих белых кроссовок.
Что за ерунда, ну конечно же, я не умирал. Истоптанная трава под ногами, худосочный свет, дрожащий на зеркале реки, щиплющие траву олени и бугристая кора вязов – каждая деталь убеждала меня, что этот мир настоящий, а никак не предсмертный бред человека, застрявшего в кабине утонувшего самолета. Я все время был в полном сознании. Я помнил, как трудно открывалась дверца, как потом я стоял на фюзеляже, точно между крыльями, как бурлила вокруг моих ног вода.
Я зашагал к реке, отмахиваясь руками от не в меру разыгравшегося настырного света. Мое предчувствие катастрофы было отражением подсознательного страха, что я выдумал все окружающее – этот город, эти деревья и дома, даже измазанные травой пятки Мириам Сент-Клауд – и что я выдумал себя самого.
Сейчас я жив, но был момент, когда я умер? Если я застрял в самолете на целые одиннадцать минут, почему никто не пришел мне на помощь? Вполне разумные люди, в их числе даже врач, застыли, как мумии, словно я отключил
Я жив. Я стоял на берегу, глядя на тихую воду и безмятежный предзакатный свет. На узкой полоске пляжа косо лежал маленький ялик. Я спустился с откоса и спихнул лодчонку в воду. Оттолкнувшись от берега, я вдел весла в уключины и начал грести поперек несильного течения.
На холодной воде дрожала пленка света, скрывавшая темные глубины. Я стал забирать вверх по течению и вскоре приблизился к особняку Сент-Клаудов. Вода барабанила по бортам, звонко щелкала по водорезу, отсчитывая некую неотложную сумму.
Теперь я был на самой середине Темзы. Внизу, под опалесцирующей поверхностью, смутно проступил белый призрак «Сессны». Я поспешно бросил весла и ухватился за планшир. Самолет покоился на дне, футах в двадцати от меня; он стоял на шасси, совершенно ровно, словно припаркованный в некоем подводном ангаре. Дверца кабины была открыта и плавно колыхалась в набегающем потоке. Меня поразило, какие длинные у него крылья, – расправленные плавники исполинского ската.
Вокруг «Сессны» шныряла стайка серебристых рыб; они сновали вдоль фюзеляжа, огибали хвост и возвращались назад. Свет, отраженный от гибких крапчатых тел, скользнул по кабине, выхватив на мгновение человеческую фигуру.
Я загребал правой ладонью, низко перегнувшись через борт; мой рот почти касался воды, готовый испить оглушительную горечь моей же собственной смерти. Освещенная дрожащими, просеянными сквозь воду лучами солнца кабина была прямо подо мной, футах в десяти – двенадцати. По приборной доске и сиденью бродили косые дрожащие тени.
Я снова увидел темную фигуру за рычагами управления – свою собственную, отброшенную сквозь толщу воды тень!
Опустошенный, я сидел на узенькой банке, между брошенных на дно ялика весел. На ближнем лугу коровы мирно щипали сочную траву. Совсем рядом, в нескольких гребках веслами, зеленел берег, осиянный нежными локонами вербейника. Здесь я сойду на землю. Теперь, когда окончательно подтвердилось, что в самолете не было никого, кроме меня, я мог покинуть Шеппертон. Навсегда. Прогулка по этому безмятежному лугу, где пасутся счастливые своей участью коровы, взбодрит меня перед возвращением в аэропорт.
Остужая ладони в воде, я начал грести к берегу. Вокруг ялика суетилась река, кишащая тысячами мельчайших частиц, гидр и амебообразных существ, кусочками насекомых и мелких растений, микроскопическими водорослями и ресничковыми организмами. Сквозь мои пальцы текли облака висящей в воде пыли: жизнь на грани жизни, непрерывный спектр живого и неживого – он обнимал меня своими радугами.
Я поднял горсть воды к солнцу и стал изучать беспорядочно толкущиеся частицы. Всполошенные прихожане миниатюрного храма, они тучей роились в сверкающей воде. Мне хотелось сжаться в пылинку, броситься в это озеро, которое сам же я и держал в своих циклопических руках, погрузиться по этим световым тропам в места, где из этой бестолковой толкотни пылинок рождается сама жизнь.