Фабрика прозы: записки наладчика
Шрифт:
14 мая 2014
Вчера в книжном магазине. Вроде на бойком месте, но народу мало. Из восьми человек в кассу только у одного – книги, у остальных тетради, ручки и картонные детские игры. Обойденные, страдают на стендах Умберто Эко и Алексей Иванов, Рубина и Метлицкая, Кафка и Бунин, а также неведомые авторы убивалок, целовалок и космических монстриад. Народ задерживается у двух выкладок: про похудание, фитнес и красоту лица; про то, как поймать птицу удачи, управлять людьми и разбогатеть.
Листают, читают, улыбаются, хмыкают и кладут на место, поскольку эти секреты и так всем
«Все одиноки, только одни мучаются от этого, а другие – нет. Я не мучаюсь. Я ищу одиночества. Такой меня создал Бог. Наверное, по ошибке» (из старого-престарого фильма).
17 мая 2014
Я пишу рассказы про любовь. Оля пишет статьи про деньги. Если бы мы стали соавторами – получился бы Бальзак. Или хотя бы Золя.
18 мая 2014
Отгадка. Почему многие очень либеральные критики и журналисты так неожиданно и странно любят литераторов с реакционными и погромными взглядами? «Да, – говорят либеральные критики, – конечно, я не разделяю ужасных взглядов NN, но как он талантлив! Как прекрасно пишет!» Что на самом деле неправда. NN пишет небрежно и шаблонно, и либеральный критик с университетским образованием не может этого не понимать. В чем же дело? Всё дело в страхе. Либеральный критик в своих пугливых фантазиях отождествляет реального NN с его идеями, видит в нем будущего крутого лидера. И надеется – вот когда «они» придут к власти, а NN станет большим начальником, он вспомнит, как я его хвалил, и в случае чего меня пожалеет и спасет.
Не вспомнит. И уж подавно не пожалеет.
23 мая 2014
Петербург. «Книжная лавка писателей» на Невском. Вспомнил, как был в Ленинграде с папой, в 1964 или 1965 году, летом. Мы зашли в эту «Лавку», и какая-то тетя тут же сказала папе: «Магазин только для членов Союза писателей! Товарищ, вы член Союза писателей?» Папа достал удостоверение. Тетя надела очки и стала громко и отчасти скептически читать: «Так, значит, Виктор Дра-гун-ский…» В общем, писателей много, а «Книжная лавка» одна. Напринимали не пойми кого! Но тут какой-то мужчина, который до этого перебирал книги на полках, вдруг обернулся и сказал: «Вы – Виктор Драгунский? Я ваш читатель! Юрий Герман, рад познакомиться!» Они стали о чем-то разговаривать, а я стоял в сторонке и гордился.
А теперь смотрю на вывеску этой «Книжной лавки» и думаю – боже! Полвека прошло. Полвека.
24 мая 2014
Петербург. Сюжет для большой картины.
Мы с Олей провели два часа в Русском музее, с огромным удовольствием рассматривая большие классицистические, романтические, а также псевдоклассические «программные» картины. Программные – значит, с заданным сюжетом, который – подразумевается – заранее понятен зрителям. Ну или объясняется на табличке рядом с картиной. «Камилла и Гораций», «Медный змий» и, конечно же, «Последний день Помпеи». И даже «Фрина» Семирадского.
Наверное, в те годы это было вместо кино. Вместо блокбастеров. То есть наоборот. Это сейчас блокбастеры вместо программных картин. А сейчас можно ли найти современный сюжет для драматичной, многофигурной картины размером пять на семь?
«Последний день музея. Картина Брюллова “Последний день Помпеи” падает со стены, давя и калеча большую группу экскурсантов».
25 мая 2014
Дети всё поймут. Сегодня на книжном фестивале затеялась интересная дискуссия. Что вот, мол, дети не понимают многих вещей из книг про советскую жизнь, особенно про тридцатые – сороковые годы. Им совершенно непонятно, что такое «паек», «карточки», «сидор», «портянки», не говоря уже о «комнату опечатали» и «сто первый километр». И что, дескать, издателям делать? Писать комментарии? Обширные послесловия? Подстрочные примечания?
Не торопитесь. Вот недавно одна интеллигентная мама рассказывала: дети совсем не понимают повестей Трифонова. Не знают, что такое «юрист райжилуправления» и «родственный обмен». Зато отлично понимают пьесы А. Островского со словами «банкрот», «вексель», «процент с капитала» и т. п.
Время совершает неожиданные виражи. Возможно, в очень обозримом будущем наши дети вспомнят, что такое паек и портянки, не говоря уже об опечатанной комнате и сто первом километре. И начисто забудут слова «скейтборд» и «Анталья». Не говоря уже о «стажировке в Бостон Консалтинг».
26 мая 2014
Снова побывал в Петербурге и снова понял: Россия – здесь. Та Россия, у которой есть всемирное будущее – вот она, далеко ходить не надо, прогуляйтесь по Питеру и всё поймете. Хотите приникнуть к животворящим истокам русскости – приникайте к арке Главного штаба, к Медному всаднику, к улице Росси. К Сенной, к Гороховой. К Царскому Селу и Павловску. К Эрмитажу и квартирам Пушкина, Некрасова, Достоевского.
Город святого Петра – это и есть наш Северный Рим. И не надо валять византийского или тем паче языческого дурака.
Добродушное и широкое утверждение «каждый по-своему прав» – то есть отказ от морального критерия – это провозглашение права сильного как основы всего – от межчеловеческих отношений до мировой политики. «Я убиваю или граблю тебя не потому, что ты сам агрессор или грабитель. Я не восстанавливаю справедливость, потому что никакой справедливости на самом деле нет. Ты хороший, и я хороший. Все хорошие! Просто я в данный момент сильнее, и беру то, что мне надо, и устраняю того, кто мне мешает или просто не нравится». Вот такая философия идет следом за нравственной многосторонностью.
Нельзя всё принимать широкой душой. Надо к чему-то относиться с гневом, презрением, отвращением. Все помешались на фразе Померанца «Дьявол родится из пены на губах ангела». Да, фанатики добра и справедливости совершали много зла – но значит ли это, что со злом и несправедливостью вообще не надо бороться?
27 мая 2014
Как всё старо, однако! В английском романе элита маленького городка обсуждает нового редактора местной газеты:
– Наверное, какой-нибудь лондонский бездельник?