Фабрика романов в Париже
Шрифт:
Шмалёр рассказал ей, что живет во Франции уже пятнадцать лет. В свое время любекский совет отправил его в Париж, чтобы он содействовал торговле рыбой. Целый год купец чуть ли не жил на парижских рынках и прельщал французов немецкой сельдью.
Шмалёр взмахнул ложкой.
– Эти французы упрямы, как осетры. А еще они хитрые торговцы. Но нас в Любеке омывают воды Балтийского моря. Если мы захотим, то оживим даже мертвую рыбу.
Из соседней комнаты послышались шаги. В дверях появилась мадам Шмалёр. На ней была светлая юбка, плотно облегающая талию и расклешенная вниз
– Чтобы добиться успеха в делах, моему супругу рядом нужна была женщина. – Голос ее был таким же спокойным, как и движения, с которыми она вошла в столовую. Женщина говорила по-немецки с эльзасским акцентом. – Это могла бы быть любая дама из парижского общества. Но только если бы нужно было просто чистить дверные ручки французских торговых домов.
Усевшись на стул рядом с детьми, мадам Шмалёр погладила Жана по волосам.
– Я думал, ты плохо себя чувствуешь, – сказал Олаф Шмалёр.
– Уже много лет, – ответила мадам Шмалёр. Отпив из кофейной чашки, она поставила ее на подставку так, что фарфор зазвенел. Коричневая жидкость выплеснулась через край.
Анна видела: Шмалёров ожидает конфликт. Делать тут ей было нечего. И детям тоже.
– Пора приступать к занятиям. Медлить нельзя. – Она вложила в голос живость, которой совсем не чувствовала.
– Нельзя тратить время впустую! Совершенно верно, графиня! – сказала мадам Шмалёр, потянулась за булочкой и осмотрела ее со всех сторон, прежде чем положить на тарелку. – Давайте наконец познакомимся друг с другом. Я уверена, мой муж уже поделился с вами своими достижениями. Теперь мы хотели бы услышать, откуда наша новая учительница и как она оказалась в Париже. Не так ли, дети?
Кивнув, Жан и Анриетта выжидательно посмотрели на Анну.
Руки Анны все еще лежали на колесах кресла. Она могла бы ослушаться требования мадам Шмалёр и покинуть комнату. Но тогда разрыв между женщинами перерос бы в пропасть, которую Анна никогда бы уже не смогла преодолеть.
Олаф Шмалёр отодвинул стул.
– Прошу меня извинить. Меня ждут дела.
– Сядь! – приказала ему супруга.
К удивлению Анны, Шмалёр сел, но не придвинул стул обратно к столу. В нерешительности он закинул ногу на ногу.
– Хорошо, – сказал мужчина, вытащил из жилета карманные часы и так сердито на них посмотрел, что то, что те не сломались, было равносильно чуду.
– Пятнадцать минут, – уступил Шмалёр.
Анна никогда бы не подумала, что парижские пятнадцать минут тянутся так долго.
– Меня зовут Анна Молль, – начала она по-немецки.
– Дорогая графиня, – прервала ее мадам Шмалёр. – Давайте использовать язык нашей страны, чтобы дети лучше понимали, что вы нам рассказываете.
По лицу мадам Шмалёр пробежала тень улыбки.
Анна повторила фразу по-французски и продолжила:
– Я родилась 5 апреля 1821 года в Баден-Бадене. Любовь к литературе у меня от рождения, ведь мой отец был знаком с Гете. Вы же знаете, кто такой Гёте? – Анна вопросительно взглянула на Анриетту и Жана.
Дети растерянно посмотрели на маму.
Мадам Шмалёр покачала головой.
–
Анна искала в клубах пара от кофе слова, которые могли бы сделать ее судьбу похожей на судьбу совершенно обычной, благовоспитанной женщины. Она рассказала о своей семье, о том, как ее мать всеми силами старалась вырастить из нее достойную барышню. И о попытках отца увлечь ее литературой.
– Папа хотел, чтобы я стала писательницей. Он видел во мне вторую Беттину фон Арним [27] .
В глазах Шмалёров она увидела непонимание. Анна хотела назвать какую-нибудь французскую писательницу. Но на ум ей приходили только писатели-мужчины.
27
Беттина фон Арним (нем. Bettina von Arnim) – немецкая писательница начала XIX века; одна из основных представительниц романтизма.
Она рассказала о книгах, которые ее отец привозил из путешествий, и о сражениях, которые ему из-за этого приходилось вести с матерью Анны. По мнению Аннетт Молль, книги путали умы молодых девушек. Дама, читавшая или даже публиковавшая волнующие истории, никогда бы не нашла мужа, а если бы и нашла, то только пьяницу.
– Я пыталась угодить обоим родителям, – сказала Анна. – Так литература помогла мне стать учительницей. Мои родители…
– А потом вы удачно вышли замуж, – прервала ее мадам Шмалёр.
Очевидно, она больше хотела узнать о событиях в крепости Дорн. Анна надеялась, что сможет обойти этот подводный камень, но, как оказалось, направлялась прямо к нему.
– Моим мужем был граф Тристан фон Дорн. Мы встретились на светском вечере.
Анна все еще видела перед собой игорный дом Баден-Бадена. Все до последнего столы были заняты. Подсвечники излучали теплый свет. Окна доходили до потолка. Снаружи по стеклу барабанил дождь. Шум смешивался с голосами гостей в булькающую симфонию. Затем над ее ухом раздался медовый голос: «Не окажете ли мне честь поставить мои жетоны на цифру, фройляйн? Моя удача, к сожалению, осталась дома, а вы выглядите так, будто у вас ее с лихвой».
– Вы улыбаетесь, – отметила Мари-Александрин Шмалёр.
Анна подавила улыбку, заставив себя образумиться.
– Воспоминание, мадам, простите.
– О, но за любовь не извиняются, не так ли?
Дети захихикали.
– Вы писали, что спустя очень уж короткое время ваш муж умер, – продолжила мадам.
Анна попыталась пропустить события в замке Дорн.
– Мне все еще его не хватает. Его состояние помогло мне начать жить заново. Но это было десять лет назад. Средств больше не осталось. Поэтому я снова стала искать работу учительницей – и нашла ее здесь, у вас в доме. Я благодарна, что вы решили доверить детей моему попечению.