Фабрика счастья
Шрифт:
– Нет, нет...
– возразила она поспешно.
– Хеб был прав - прежняя композиция была слабее. Эта мне нравится больше. Конечно, над ней следует еще поработать. Но в ней уже что-то есть. Особенно вот этот фрагмент...
– Это будет "Утро".
– Оригинально ты вписал в композицию это женское лицо. Необычный профиль. Пожалуй, только слишком деформирован...
– Это еще только эскиз... Но мне показалось, - снова заговорил он, что вначале у тебя были какие-то сомнения...
– Н-нет... Нет. Просто мне было неприятно,
– Какой же я глупец! Но ты не обижаешься на меня?
– он обнял Тин за плечи так, чтобы не запачкать ладонями ее платья, и поцеловал в шею. Она прижалась головой к его груди, тихо сказала:
– Разве я могу на тебя обижаться? Нам так хорошо вместе. Мы ведь никогда но расстанемся, правда? Скажи!
Он удивленно посмотрел на нее.
– Что это вдруг тебе пришло в голову?
– Ничего. Ничего... Все же очень много значит иметь на свете близкого человека, очень близкого, которого ты любишь и который любит тебя...
– Это и есть счастье, - сказал он, целуя ее в губы.
– Скажи мне, как ты нашел новое решение?
– снова заговорила она через минуту уже о работе Джора.
– Ты говорил, что на пляже...
– Да, да... Утром позвонил Хеб и сказал, что комиссия отклонила проект. Я очень расстроился. Чтобы как-то успокоиться, пошел искупаться. И вдруг, сам не знаю почему, меня осенило сместить основной аспект композиции в левый нижний угол северной стены. Потом ужо мысли рождались одна за другой...
– А это лицо?
– Именно лицо... Я встретил на пляже девушку. Необычный профиль. Посмотри в этюднике, он там, на столике, а я пока вымою руки.
Он пошел в ванную. Тин села в кресло, рассматривая рисунки.
Из двадцати с лишним эскизов, сделанных в это утро, более чем две трети изображали одну и ту же молодую женщину. В основном это были рисунки головы, хотя встречались наброски и в полный рост. Девушка была очень стройной, но особенно привлекали ее сияющие радостью глаза. Она не отличалась классической красотой, но как бы олицетворяла собою буйную, всепобеждающую юность.
– Я снял ее киноаппаратом, - бросил Джор, останавливаясь за спиной жены.
– Можешь убедиться, как она выглядит в жизни.
– Ты даже снял ее?
– Тебя это удивляет?
– Нет, по-моему, модель воистину необычная.
Она в задумчивости смотрела на эскизы.
– Что мы знаем об окружающем нас мире?..
– Почему ты заговорила об этом именно сейчас?
– В Веронском порту и здесь, в Сиднее, все считают меня опытным капитаном, - продолжала она, не отвечая на вопрос.
– Это смешно. Мой настоящий жизненный опыт, опыт, который я могу связать с конкретными, относящимися к определенному событию воспоминаниями, охватывает всего лишь неполных пять месяцев. Из них почти четыре месяца - пребывание на Желтом Якубе. Это нелепо, правда, Джор?
Джор сел рядом с Тин и нежно взял ее за руку.
– Это в тебе говорит обида. Я никогда не видел
– Не знаю... Так что-то нахлынули на меня мысли о том, что все-таки... плохо не знать о себе... всего.
– Что вдруг на тебя нашло? Ты же понимаешь, что это не имеет никакого смысла.
– Я всегда боялась, что может прийти день, когда я начну жалеть...
– О чем? Ты говоришь вздор.
– Алл утверждал, что у нас никогда не появится желания узнать о той жизни. Его машины внушили нам это. Но он не смог предусмотреть всего...
– Это ребячество, наивное любопытство.
– Нет. Это нечто большее. Это неуверенность...
Он со страхом посмотрел ей в глаза.
Внизу неожиданно раздался звонок видеофона.
– Это, наверное, Хеб, ко мне, - сказал Джор, вставая.
Тин тоже встала.
– Приготовлю обед.
Она прошла в столовую и, достав несколько банок консервов, заложила их в кухонный автомат. Когда она вынимала наполненные тарелки, в дверях появился Джор. Его глаза светились радостью и возбуждением.
– У нас вечером будет гость, - с таинственным видом сказал он.
– Ты даже не сможешь угадать кто.
Она ощутила в горле неприятную спазму.
– Кто-нибудь от Алла?
– Нет. Ты знаешь, кто такой Фери Ган?
Она чуть не уронила на пол тарелку.
– Знаменитый телерепортер. Его называют Кишем [Эгон Эрвин Киш (1895-1948) - чешский писатель, один из наиболее выдающихся репортеров мира] нашего времени. Он, несомненно, заинтересовался моим "Южным солнцем". Это человек, который может сделать меня знаменитым художником, если только захочет написать что-либо о моих работах или сфотографировать их.
– Ты думаешь, что он решил посетить нас в связи с тем, что увидел твои картины в Весенней Галерее?
– А почему еще?
– Этот человек был на Желтом Якубе.
Джор не понял смысла слов Тин.
– Ну и что же? Если Алл обратил его внимание на меня - тем лучше. У нас будет еще одна причина быть благодарными профессору.
Было бы жестоко развеять иллюзии Джора.
"А стоит ли вообще говорить ему о подслушанном разговоре?" - подумала она устало.
– "Может быть, так лучше?"
3
Фери Ган приехал в 20 часов. Он был, как всегда, красноречив. Посмотрев красочные эскизы к старому и новому проектам "Южного солнца", он высказывал свои замечания с большим знанием дела и, несмотря на скупость похвал, полностью завоевал симпатии Джора. Он тоже обратил внимание на необычное лицо девушки с пляжа. Ни о Желтом Якубе, ни о цели своего визита он не обмолвился в мастерской ни словом, и Тин с беспокойством ждала момента, когда они сядут ужинать.
Она не ошиблась. Ган хотел войти в доверие к Джору, чтобы вызвать его на откровенность. Однако она не ожидала, что он поставит вопрос так открыто и в то же время ловко, что Джор сам поможет ему.