Фаина Раневская. Психоанализ эпатажной домомучительницы
Шрифт:
— Вот то и беспокоит, что ничего не беспокоит, — признался Психолог. — Все ясно, все понятно. Даже как-то подозрительно.
— Это ты о псевдониме, что ли? — шумно всхлюпывая, Бес глотал кофе, и глазки его сладко жмурились. Кофе был тайной страстью Беса, и он считал изобретателя этого напитка величайшим гением человечества.
— Ну да, о псевдониме, — кивнул Психолог. — Хоть тут нет никаких противоречий.
— А откуда бы им взяться? — Бес с наслаждением тщательно облизал чашку, подбирая последние капельки. — Псевдоним ведь обычное дело для артиста или там писателя. Все им неймется, все поблагозвучнее жаждут назваться.
— Ну, тут как раз другой случай, и благозвучие не имеет к нему отношения, — заметил Психолог. —
— Не для благозвучия? — удивился Бес. — Зачем же тогда столько телодвижений?
— Смена фамилии, взятие актерского псевдонима — своеобразный акт заключения брака. Выходя замуж, девушка меняет фамилию своей семьи на фамилию мужа, обозначая этим свой новый статус — замужней женщины. То же сделала и Раневская, посвящая себя театру. Можно сказать, что она вышла замуж за театр.
— Получается, что все писатели, журналисты, артисты, которые пользуются псевдонимами, заключают брак со своей профессией? Как-то это не на всех похоже.
— Так ведь и браки бывают разные, — засмеялся Психолог. — Кто-то женится или выходит замуж, отдавая всего себя, а кто-то — «время пришло», «надо бы как-то жизнь устраивать», «мы это сделаем ради ребенка», «надоел бардак в квартире»… Причин, а уж тем более поводов для заключения брака множество. То же и с псевдонимами.
— А если псевдоним не взял? Получается, что уже не брак, а так, сожительство? — Бес явно веселился: он счастливо скалился, пятачок его морщился от удовольствия, а между когтями сновали фиолетовые крошечные молнии.
— Не во всех случаях, — Психолог улыбался. Рассуждения Беса изрядно его забавляли. — Вот тут мы подходим к еще одной причине, по которой был взят псевдоним в данном случае. Смена фамилии при заключении брака — это объявление всему миру о возникновении новой семьи. Но в данном случае это — еще и отказ от старой. И более того — отказ от отца. Псевдонимом утверждается: я — Фаина Раневская, а ты — Гирш Фельдман, и больше ты не имеешь ко мне никакого отношения. Можно сказать, что в тот день, когда Фаина Раневская официально приняла свой псевдоним как фамилию, семья Фельдманов лишилась младшей дочери.
— Ты хочешь сказать, что она настолько жаждала уесть родного отца, что готова была плюнуть ему в лицо таким образом? — Бес задумчиво погладил рожки, затем незаметно подхватил чашку Психолога и лизнул ее. Тут же сморщился — приятель, оказывается, пил вовсе не кофе, а все тот же опостылевший Бесу травяной чай.
— Отец был главой семьи, и это сразу заметно, — ответил Психолог. — И маленькая Фаина всеми силами старалась заслужить его одобрение. Ее не столько беспокоил недостаток любви со стороны матери, сколько — со стороны отца. Мать ее была женщиной эмоциональной, даже экзальтированной, вечно витала в облаках. Обрати внимание, она легче перенесла смерть своего сына, чем смерть Толстого! Ее горе от смерти Толстого было таково, что она даже слегла, больная, на несколько месяцев. О сыне она так не горевала. И не потому, что не любила его, нет. Просто беды мира она воспринимала куда как глубже, чем личные. Иное дело Гирш Фельдман. Уж он-то был человеком сугубо практическим. И вся его любовь и привязанность была земной, а никак не облачной. И именно вот этой привязанности жаждала его дочь.
— Ну да, и никак не могла поверить в то, что отец ее все же любит, — заметил Бес. Он не выдержал, поднялся, подошел к чайнику. Очень хотелось кофе. Психолог, увлекшись своей мыслью, продолжал говорить, не обращая внимания на манипуляции приятеля с кофейной банкой:
— Не просто не могла поверить, а жизнь прожила в убеждении, что отец ее не любил! А ведь она мечтала доказать, что достойна любви. Сначала в том, что родители ее не любят, она обвиняла себя. Мол, родилась такой вот — некрасивой, заикающейся, нескладной, за что тут любить? А потом решила, что может измениться, став
— Как — не получила? — Бес замер с полупустой банкой кофе в когтях. — А кто же тогда оплачивал все ее поездки в Москву? Обучение в театральной студии? Да и все остальное!
— Ну как же ты не понимаешь! — воскликнул Психолог. — Это же деньги, а она искала доброе слово!
— То, которое и кошке приятно? — уточнил Бес, вытряхивая в пасть последние кофейные крупинки.
— А хоть бы и кошке! — Психолог разгорячился так, что даже хлопнул ладонью по столу. — Обрати внимание, она все время возвращается в своих воспоминаниях к отцу. И даже когда утверждает, что его мнение не ценилось, то на самом деле имеется в виду совершенно обратное. Она себя пытается уговорить, что его мнение ничего не стоило. Подтверждение через отрицание. Именно поэтому ей было так больно, когда отец сказал, что у нее неподходящая для актрисы внешность. Скажи это любой другой — и она просто пожала бы плечами. В конце концов, ей прекрасно было известно, что черты ее лица отнюдь не соответствуют идеалу красоты. Но это сказал отец, и слова были настолько невыносимо болезненны — именно потому, что его мнение было важнее других! — что оставалось только уйти из дому. И первое, что было сделано после ухода — принятие псевдонима в качестве фамилии. Правда, еще не официально, без смены паспортных данных, но уже обозначилось четкое разделение «я — сама по себе, вы — сами по себе». Раневская отдельно от Фельдманов.
— Вот она, благодарность! Папочка из шкуры выпрыгивал, обеспечивал дочке образование, воспитание, тряпки дорогие покупал, за границу возил. А доченька при первом удобном случае папе комбинацию из трех пальцев продемонстрировала. Типа — ты мне не папа, я тебе не дочь. И все из-за чего? Против шерсти погладили! Не понимаю! Иногда я действительно вас, людей, не понимаю! — воскликнул Бес.
— Да не в том дело, что против шерсти погладили, — поморщился Психолог. — Ты очень упрощаешь. Помнишь — комплекс недолюбленного ребенка? Она ведь была твердо уверена, что отец ее не любит, не ценит. А когда семья уехала, оставив ее в России, то этот комплекс прямо завопил диким голосом: «Видишь! Так оно и есть! Не любят! Бросили!» И ей захотелось сделать им что-то такое же болезненное, отплатить за ту боль, которую они причинили своим отъездом. И вот она уже идет и меняет документы, официально принимая псевдоним в качестве фамилии.
— Но ведь она понимала, что ее отцу нельзя было оставаться? — уточнил Бес. — Сама ведь об этом говорила.
— Конечно, — согласился Психолог. — Умом-то понимала, а чувства куда деть? Больно ей было очень. Недаром ведь она повторяет, что могла бы уехать с ними. Что это она не захотела поехать, а не они ее по какой-то причине не взяли с собой.
— Я как-то слышал, что ей и не предлагали поехать, — заметил Бес. — Будто бы даже не знали, где она находится, а уезжать нужно было быстро.
— Может, так и было, — Психолог вновь поморщился, будто от этих разговоров что-то ныло у него внутри. — Тогда еще больнее. Рассуждая логически, она прекрасно понимала, что не было времени ее искать, да и какие поиски, когда тут белые, там — красные, кругом — полный бардак… Но то логически, а чувства не имеют с логикой ничего общего, я тебе это уже неоднократно говорил. А наша подопечная — человек чувств, а не логики. Практически все ее поступки подчиняются исключительно душевным порывам, а не являются результатом каких-либо рассуждений. Рассуждать она начинает потом, когда уже все сделано. Подводит, так сказать, теоретическую базу под готовый практический результат. Например, не поехала с родными за границу вовсе не потому, что была очень обижена на отца и стремилась доказать ему, что он ошибался и что она достойна его любви. А потому, что не мыслила жизни именно без русского театра.