Фаина Раневская. Женщины, конечно, умнее
Шрифт:
1943 год для воюющей страны стал годом перелома. До мая 1945 года оставалось два долгих года, но превосходству немецкой армии под Сталинградом уже был положен конец. Немцы еще соберут силы для наступления в районе Курска, но снова потерпят поражение…
В феврале во Дворце спорта в Берлине рейхсляйтер Йозеф Геббельс, руководитель Управления пропаганды рейха, произнес знаменитую многочасовую речь о тотальной войне, забыв о том, что словами делу не помочь…
В глубоком тылу фашистов, в Варшаве, 19 апреля вспыхнуло антифашистское восстание в гетто…
А в Москву поспешили вернуться из эвакуации толпы актеров, истосковавшихся по настоящей работе. Они были голодны, плохо одеты, но полны энтузиазма. Режиссеру Исидору
Анненский уже имел некоторый постановочный опыт. Зрителям запомнилась его дипломная работа — короткометражный фильм «Медведь», снятый по одноименному рассказу Антона Павловича Чехова. Вторым обращением к творчеству великого писателя стал фильм «Человек в футляре», где в роли жены инспектора снялась Фаина Раневская.
Фаина Георгиевна хоть и критиковала Анненского за слишком вольное обращение с первоисточниками — творениями Чехова, но в фильме сниматься согласилась. Ей досталась роль матери невесты. Актриса блистательно воплотила на экране образ, по собственному признанию, знакомый ей еще со времен детства, по Таганрогу.
Раневская говорила, что, читая «Свадьбу», она ни разу не улыбнулась: «Свадьба» — личная трагедия Чехова, ибо он страдал, когда встречался с пошлостью и мещанством».
О съемках в «Свадьбе» она вспоминала без удовольствия, называя их «моя Голгофа!».
Снимали «Свадьбу» в голодной военной Москве, и конечно, на счастье Раневской, снимали только по ночам, потому что днем в студии работали документалисты. Гримировались актеры под зонтиком, потому что с потолка вечно капало. В павильоне у Анненского царил бардак, или, выражаясь культурно — хаос, где каждый творил то, что взбредало ему в голову.
Актеры у доброго режиссера то и дело пороли отсебятину. Надо отметить, что к «отсебятине» Фаина Георгиевна относилась неоднозначно. «Дописать», или того хуже — «переписать начисто» какого-нибудь там Билль-Белоцерковского или, к примеру, Евгения Шварца было для нее делом обычным. Она делала это часто, умело и с удовольствием.
Но — Чехов… Дело не в том, что он был ее земляком, нет. Чехов — Классик. Чехов помимо рассказов и повестей писал Пьесы. Автор «Вишневого сада», «Трех сестер» и «Чайки» был Величиной, был Святыней, был ее Идеалом.
Антона Павловича Чехова потомки прежде всего помнят как писателя, а уже после — как драматурга. Скорее всего, это вызвано тем, что по объему его «драматургическое наследие» уступает «общелитературному». Хотя по силе, по эмоциональности, по экспрессии — превосходит.
Как писал в своей книге о великом писателе Анри Труайя: «Сто раз он клялся бросить театр, называя драматическую форму — в отличие от повествовательной, «законной жены» — «эффектной, шумной, наглой и утомительной любовницей». И столько же раз возвращался к нему, зачарованный самой трудностью задачи. Искусство театра давало ему возможность прямого, почти телесного контакта с публикой. Он видел в драматургии своего рода состязание между автором, растворившимся в персонажах, и зрителем, который, слушая звучащие со сцены реплики, должен позабыть о собственных проблемах и жить заботами этих персонажей. Эта борьба за душу зрителя, это насилие над полным людей залом опьяняли куда сильнее, чем скромное удовлетворение романиста, работающего за закрытой дверью своего кабинета. К тому же благодаря Ольге он постоянно был в курсе театральной жизни и, записывая на бумаге то, что говорили герои пьесы, знал уже, какому актеру они предназначены,
Свою первую фразу «под Чехова» в фильме «Человек в футляре», придуманную, чтобы «озвучить» бессловесную жену инспектора гимназии, Раневская произнесет лишь с благословения вдовы писателя, Ольги Леонардовны Книппер-Чеховой.
Костюмерной у актеров не было, машин им также не давали. Как-то раз в пять часов утра Раневская с актрисой Верой Марецкой, которая играла в «Свадьбе» акушерку Змеюкину, шли по пустым московским улицам в длиннополых платьях. По меткому выражению Раневской, они выглядели «как две сумасшедшие, сбежавшие из прошлого века».
Снимали картину в лихорадочной спешке, так как ее надо было сдать к сорокалетию со дня смерти Чехова. «У нас же и из годовщины смерти могут сделать праздник», — не преминула подпустить шпильку Раневская.
Несмотря на все сложности, фильм получился веселым, искрометным, немного озорным. Как раз таким, какой был нужен зрителям, желавшим хотя бы на полтора часа оторваться от суровой военной действительности. Страна с удовольствием повторяла вслед за полюбившимися ей героями:
— А тигры в Греции есть?
— Есть, в Греции все есть.
— Махайте на меня, махайте!
— Они хочут свою образованность показать и всегда говорят о непонятном.
— Не тыкай вилкой в омары — это для генерала поставлено.
— Больше всего на свете я люблю статных мужчин, пирог с яблоками и имя Роланд.
В роли грека-кондитера Харлампия Спиридоновича Дымбы с его неизменным «Есть, в Греции все есть» снялся блестящий актер Осип Абдулов, любимец зрителей и главный пират отечественного кинематографа, сыгравший Джона Сильвера в фильме «Остров сокровищ».
Отношение Осипа Наумовича Абдулова к кинематографу было двойственным. Он страстно любил кино как зритель, но никогда не был доволен собственной игрой. Он говорил: «В театре мне приходилось играть разные роли, в том числе и хороших, обаятельных людей. В кино же меня приглашали главным образом на роли вредителей, злодеев, пиратов. Я всегда старался их очеловечить, избегать сплошной черной краски».
Воспоминания Фаины Раневской об Осипе Абдулове, своем партнере по сцене, проникнуты теплом и признательностью: «Я его нежно любила. Тоскую и скучаю по нем по сей день. За многие годы жизни в театре ни к кому из актеров не была так привязана. Это был актер редкостного дарования и необыкновенной заразительности. Играть с ним было для меня наслаждением… Осип Наумович уговорил меня выступить с ним на эстраде. С этой целью мы инсценировали рассказ Чехова «Драма». Это наше совместное выступление в концертах пользовалось большим успехом. Как ошибочно мнение о том, что нет незаменимых актеров. Когда не стало Осипа Наумовича, я через некоторое время начала играть с другими партнерами, но вскоре прекратила выступать в этой роли. Успеха больше не было. И все роли, в которых прежде играл Осип Наумович, в исполнении других актеров проходили незамеченными. Зрители знали и любили Осипа Наумовича Абдулова по театру, кино, эстраде. Мне посчастливилось часто видеть его в домашней обстановке. Обаяние его личности покоряло меня. Он любил шутку. Шутил непринужденно, легко, не стараясь рассмешить. За долгую мою жизнь я не помню никого, кто так мог без малейшего усилия шуткой привести в радостное, хорошее настроение опечаленного друга. Как актер он обладал громадным чувством национального характера. Когда он играл серба — был подлинным сербом («Министерша»), подлинный англичанин — «Ученик дьявола», подлинный француз — «Школа неплательщиков», подлинный грек — «Свадьба» Чехова. Вспоминаю его великолепное исполнение роли Лыняева в спектакле «Волки и овцы», Сорина в чеховской «Чайке». Эта работа особенно взволновала меня. Какая глубокая печаль уходящего, никому не нужного старика была показана им в этой роли! С какой мягкостью и вдохновением он ее играл!