Фактор агрессии

Имперский военно-транспортный космократор Мистер Мармадьюк вынырнул в заданной точке Галактики в четырнадцать часов тридцать две минуты по бортовому времени.

Гигантская горбатая туша корабля, похожего на грозное морское чудовище, материализовалась на границе гравитационной зоны звезды Арута. Сначала в космическом пространстве возникла странная неуловимая дрожь. Казалось бы, в вакууме вибрировать нечему, и все же космическая пыль, осколки астероидов и дрейфовавший неподалеку мертвый навигационный спутник, отреагировав на внезапно изменившийся и продолжающий беспорядочно колебаться вектор тяготения, неровными волнами раздались в стороны, освобождая место незримому источнику гравитационных возмущений. Фантомная масса перемещаемого космократора уже частично находилась здесь, хотя сам корабль еще не появился – он искусственно

задерживался на несколько секунд в точке отправления и должен был вынырнуть, когда весь случайный мусор окажется удален из зоны выхода. Прыгать в точку, уже занимаемую каким-либо материальным телом, теоретически было возможно, но тогда оба объекта мгновенно занимали одинаковое положение в пространстве. И если внедренную в организм космическую пыль исполинский космократор перенес бы без особого вреда для себя, то большой каменный обломок, внезапно оказавшись внутри тела Мистера Мармадьюка, вполне мог пропороть ему шкуру, разрушить внутренние органы, повредить тонкое нейрооборудование или покалечить кого-нибудь из команды. Хотя на предварительное перемещение фантом-массы космократору приходилось тратить огромное количество драгоценной энергии, авария могла обойтись куда дороже.

Гравитационная рябь усилилась; казалось, сам Зодчий Вселенной пытается разорвать ткань мироздания, и та нехотя, с трудом поддается его усилиям. Получивший внезапное ускорение труп спутника, быстро кувыркаясь, в сопровождении двух булыжников по причудливой траектории устремился к Аруте, чтобы сгореть дотла в ее протуберанцах через восемнадцать тысяч триста сорок шесть часов. Мельчайшие частицы пыли торопливо брызнули в разные стороны сверкающим дождем, очищая место для материализующегося военного транспортника, пространство колыхнулось, разодралось сверху донизу, и через долю секунды в точке прибытия возник огромный величественный космократор Мистер Мармадьюк.

Похожий на доисторическую панцирную рыбу звездолет пребывал в глубоком трансе. Его титанические мышцы, скованные десантным спазмом, подрагивали под толстой псевдохитиновой чешуей, цепочки огромных глаз были прикрыты непроизвольно сокращающимися мышечными мембранами, причудливый рисунок чешуи тускло поблескивал в красноватом свете звезды. Органические существа всегда плохо переносили пространственный прыжок – люди ненадолго утрачивали зрение, слух и координацию движений, боевые биоморфы временно впадали в каталепсию, механоиды начинали допускать системные ошибки. Поэтому военные никогда не практиковали прыжки в гущу космической битвы: и кораблю, и его команде требовалось некоторое время, чтобы прийти в себя и сориентироваться после преодоления подпространственного коридора, и на это время они оказывались совершенно беззащитны. Двуногие мыслящие паразиты, населявшие чрево исполинской, искусственно выращенной рыбы, всегда возвращались к активности первыми – ведь им не приходилось расходовать на мгновенное перемещение из одной точки Галактики в другую бездну энергии, как хозяину, который на самом деле являлся их нерассуждающим рабом. А вот космократор после каждого прыжка был близок к коме от истощения, и только интенсивные реанимационные мероприятия могли оперативно привести его в чувство.

В ходовой рубке Мистера Мармадьюка царил мягкий полумрак, в глубине которого мерцали разноцветные огни индикаторов. Стены помещения, представлявшего собой одну из естественных внутренних полостей космократора, были образованы ороговевшей плотью гигантского живого транспортника, крепостью не уступавшей легированной стали. Холодное мерцание навигационного биомонитора выхватывало из темноты лицо капитана корабля, коммодора Джорджа Стюарта, который неторопливо жевал жвачку: лицевые мышцы страдали от десантного паралича сильнее всего, а ему сейчас требовалось отдавать четкие и внятные команды, поэтому дополнительная разминка была совсем не лишней. Слева от коммодора в удобных креслах, выращенных космократором из соединительной ткани, расположились первый и второй помощники, справа навигатор, а чуть поодаль – вахтенные сенситивы и местный лоцман. В отличие от всех остальных, облаченных в темно-синие кители транспортной гильдии с военными шевронами в виде лежащей на крыльях звезды, лоцман был одет в песочного цвета робу биотехника. Формально он не входил в экипаж, а лишь предоставлял гильдии платные услуги гражданского консультанта.

– Выход из подпространства штатный! – доложила первый помощник Наоки Мидзусима, окончательно овладев голосовыми связками. – Все системы под контролем. Поздравляю, граждане пилоты. Через шесть часов уже будем пить пиво в городе, если местные умельцы не задержат разгрузку.

– С крошечными сушеными осьминогами! – мечтательно произнес навигатор Альваро Джексон, потягиваясь и разминая

пораженные десантным параличом мышцы. – Интересно, у этих обезьян есть крошечные сушеные осьминоги или ни черта, кроме маисовых чипсов с шелухой, которые вечно крошатся и пачкают руки маслом?.. Феодориди, быстренько отвечай: есть у вас осьминоги?

– Привозят, – нехотя отозвался лоцман, не открывая глаз.

– Все, завязали про осьминогов! – строго осек коммодор. – Феодориди, двенадцать минут до подключения к нейросистеме. Готовы к работе?

– Так точно, гражданин капитан, – бесстрастно отозвался лоцман, приподняв ресницы. В отличие от этих спесивых жителей Метрополии он был имперским подданным с ограниченными правами, поэтому ему следовало выказывать им определенное почтение, даже несмотря на свою высокую профессиональную ценность и вспыльчивую натуру. Местному капитану в ответ на столь дурацкий вопрос он обязательно буркнул бы что-нибудь невежливое наподобие: «Засохни, борода! Мешаешь». Но при работе с надутыми столичными гражданами не следовало давать волю справедливому негодованию, чтобы избежать ненужных неприятностей.

А еще в порту прибытия он непременно припомнил бы навигатору обезьян, у которых нет даже такой чепухи, как крошечных сушеных осьминогов. Заставил бы в туалете посмотреть в зеркало после пары увесистых апперкотов в морду и убедиться, что на обезьяну скорее смахивает сам Джексон. Непременно заставил бы, если бы это был местный пилот.

Однако нападение на полноправного гражданина карается Империей молниеносно и беспощадно. Тем более нападение, осуществленное огранином из Внешнего Круга, человеком второго сорта, от рождения пораженным в правах. Тем более мутантом-сенситивом, представителем самой подозрительной группы имперского населения. Поэтому кретин Джексон может и дальше злобно подкалывать его до самой разгрузки, а потом со спокойной душой отправиться пить свое чертово пиво вместо того, чтобы забрызгать кровью мужской туалет космопорта. Руки лоцмана, покоившиеся на коленях, непроизвольно сжались в кулаки. И после этого столичные жители еще удивляются, почему их, таких умных и благородных, несущих свет современной цивилизации дикарям Обитаемых Секторов, упорно и глухо ненавидят во всем Внешнем Круге. И не одни только мутанты, хотелось бы заметить.

Убедившись, что гражданин капитан не собирается продолжать беседу, Петр Феодориди снова прикрыл глаза, откинул голову на подголовник и аккуратно потрогал нейросеть, пока еще не пытаясь войти в нее.

Все бортовые приборы представляли собой участки нервной системы космократора разной степени сложности. Центром этой разветвленной структуры являлся четырехкамерный мозг, организованный по принципу нейрокомпьютера. Мониторы, шкалы и индикаторы приборов состояли из подвижных колоний светящихся бактерий, непосредственно управляемых биотоками звездолета. Микроскопический размер парящих в пространстве рубки бактерий, каждая из которых фактически представляла собой точку растра, позволял создавать объемное изображение сверхвысокой четкости.

Однако пилотам-сенситивам не требовалось дополнительных устройств, чтобы взаимодействовать с корабельным разумом. Они имели возможность усилием сознания вторгаться в нейросеть Мистера Мармадьюка и мысленно управлять ее работой.

– Альваро, послепрыжковый отчет, – распорядился капитан Стюарт. – Уснул, бестия?

– Сверка координат по трем пространственным осям. – Навигатор окинул профессиональным взглядом раскрывшуюся и повисшую перед ним объемную звездную карту, чуть довернул ее движением руки на нужный радиант. – Великий Зодчий, до чего же пива хочется! – Он тяжело вздохнул. – Звезда Арута, стало быть. Соответствие планируемой точке выхода – девяносто девять и девять в периоде процентов. Дистанция одиннадцать целых три десятых астрономической единицы. Разгрузочная орбита согласно предварительным расчетам. Ожидаемое время выхода на орбиту – шестнадцать часов восемнадцать минут двадцать пять секунд бортового времени. Капитан, мне бы хоть раз имперскую медаль за безукоризненно выполненную работу, а?

– Я тебе пива куплю, сынок, – пообещал Стюарт, не отрываясь от бактериальных мониторов. – В виде служебного поощрения.

– Два? – живо заинтересовался Джексон, даже карту свернул. – Два пива? Два?..

– Одно, – отрезал коммодор. – Небольшое. И если будешь канючить дальше, оно из ноль пять превратится в ноль три… Внимание всем бортовым службам! – Он повысил голос, выйдя во внутреннюю сеть. – Начать подготовку к ходовому режиму! Феодориди, десять минут до входа в нейросеть, – обратился он к лоцману. – Напоминаю: ваша основная задача – астероидный пояс и спутниковое кольцо. Но если изволите проконтролировать действия наших сенситивов еще и на спокойных участках, Империя будет вам благодарна.