Фактор «ноль» (сборник)

Дантек Морис

– Потенциальный демон?

– Да. Когда невинность погибла, ты созрел. Я знаю, я – всего лишь твое потерянное детство, поскольку я – Ангел, кроме того, я – тенденция всей твоей жизни.

– Значит, я не совершил никаких убийств до того, как Дьявол отдал мне власть над людьми?

– Ты мечтал о них. Их давно уже совершил твой Брат. Теперь задай себе настоящий вопрос: почему Дьявол выбрал тебя? И главное, почему ты согласился?

Всепожирающий хохот раздается оттуда, с другого края пляжа, где ужасные машины предпоследнего Круга выплевывают массы переплетенных, изломанных, раздробленных, обугленных тел, и этот смех поднимается до огненного неба.

Я не знаю, что ответить потерянному ребенку, прячущемуся в каждой

секунде моей жизни. Почему я согласился занять место Князя Мира сего, почему я неожиданно совершил столько преступлений, столько ужасов, почему я открыл Книгу Зла и, в свою очередь, собственной кровью написал в ней главу об истории ужаса?

– Я говорил тебе, и ты это знаешь: поскольку твоя разбитая вдребезги невинность делала на тот момент из тебя самого лучшего кандидата, какого только смог найти твой Брат.

– Ты сам мне сказал, что я не совершил никакого преступления.

Ребенок мне улыбается:

– Правильно. Это именно то, что хотел твой Брат. Твою невинность уничтожили, это явилось начальным, а не конечным этапом. Ему пришлось исходить из этой ситуации, так как она оказалась многообещающей. Ты еще не совершил никакого преступления, следовательно, ты ничего не знал о зле. После потери невинности ты мог очень быстро начать творить зло, используя весь свой ум извращенной невинности.

– Почему я умер?

Еще одно «почему?». Бесконечная машина… может быть, в ней таится вечность?

Ребенок смотрит на меня долгим взглядом, пришедшим с северного неба.

– Ты умер потому, что умерла вся твоя семья.

Я ничего не помню ни о какой семье. Я родился в роли пиромана, поджигавшего здание в квартале Плато-Мон-Руаяль. Я – призрак, у меня нет никакого прошлого, мое будущее никогда не идет дальше следующей секунды.

Кто я? Вернее, кем я был? И почему я стал тем, кем стал?

Тройственный союз: почему, кто и как. Неразлучная троица, лишенная всякого единства. Двойственность, одновременно господствующая и апофатическая. Мы находимся в Мире моего Брата, в Мире Князя сего, где двойственность существует лишь для того, чтобы еще больше все сгладить.

– Моя семья? Странно, я не ощущаю в себе никаких следов того чувства, которое иногда называют любовью к семье. Единственная известная мне семья – это сводные братья и сестры моего Брата, которыми я активно занимался.

– Не забывай о том, что ты тоже был человеком. Ты же знаешь об этом и словно не понимаешь, что это за собой влечет.

– Я прекрасно знаю, что был человеком. Странно, я чувствовал и до сих пор чувствую свою принадлежность к телу.

– Ничего удивительного, привидения живут в ложной вселенной. Во вселенной более правдивой, чем настоящая. Поэтому они и не могут выйти из нее.

– Почему я умер? Почему умерла моя семья? Почему я – призрак?

Новый триптих «почему?», по-прежнему не способных прояснить истину. Прояснить ее может только ребенок.

– Ты умер потому, что тебя убили. Твоя семья умерла потому, что ее убили. Ты призрак потому, что твоя невинность извратилась в чувство мести, и тогда твой «Брат» использовал тебя в качестве заместителя. Ты не мог найти покоя, и Дьявол использовал твой гнев.

«Почему?» важны, это так, но в области, где царит техника, «как?» еще важнее.

– Как я умер? Как умерла моя семья?

И «как?» прекрасно довольствуются двойственностью.

– Их убили. Ты выжил. Ты пытался отомстить. Полиция схватила тебя. Началась погоня. Твоя машина упала в реку, сбив парапет на мосту Жак-Картье. Ты умер мгновенно. Тебе повезло гораздо больше, чем твоей жене и двум твоим дочерям.

Ужас. Кошмар. Вторжение. Насилие. Ублюдки субботнего вечера, пьяные хари, перепившиеся, оскотинившиеся, безжалостные. Они в доме, я – на полу, меня осыпают ударами, я слышу вопли моих дочерей на втором этаже, я вижу свою жену, всячески подвергаемую

гнусному насилию со стороны мелких хулиганов, которые в качестве наказания будут обязаны посещать групповые занятия по терапии. Меня бьют, меня осыпают ударами, я слышу вопли своих насилуемых дочерей, мольбы моей подвергаемой пыткам жены. Меня бьют снова и снова. «Ну что, урод, как тебе зрелище? Посмотри, как Марио займется ее мохнушкой», – повторяют мне, покрывая мое тело ударами. В конце концов я вижу сквозь кровавую жидкую пелену лишь эти совершенно бессмысленные движения.

Меня продолжают бить и тогда, когда я впадаю в кому. Мне кажется, что меня продолжают бить даже тогда, когда я прихожу в сознание в больнице.

И я продолжаю получать удары, я продолжаю слышать крики о помощи моих дочерей, я продолжаю видеть, как кромсают половые органы моей жены, – каждую ночь, каждый день, каждый восход, каждый закат. Я бросаюсь сам на розыски ублюдков, разрушивших мою жизнь и уничтоживших мою семью. Я продолжаю видеть, я продолжаю слышать крики моей жены, разделываемой заживо, словно окорок в мясной лавке. Груди, уши, пальцы, язык… ей отрезают все, совершенно ВСЕ. Я непрерывно слышу крики моих дочерей, которых насилуют и подвергают всем вообразимым гнусностям, затем их топят в ванной или отрезают им головы в стиле Заркауи [122] .

122

Абу Мусаб аз-Заркауи (20 октября 1966 г. – 7 июня 2006 г.) – международный террорист, иорданец по происхождению, руководитель созданной им организации «Единобожие и джихад», подозревается в связях с международной террористической организацией «Аль-Каида». – Примеч. пер.

Я продолжаю видеть и слышать резню сквозь вращающиеся фонари на полицейских машинах, я продолжаю навсегда оставаться здесь, в доме, прижатый к полу, вынужденный слышать все, что происходит с моими дочерьми и женой. Я по-прежнему нахожусь дома в тот момент, когда проникаю в жилище одного из скотов, одаренных способностью производить бурчание, я продолжаю все видеть и слышать тогда, когда разбиваю ему голову своим американским кастетом (модель «касколом» тысяча девятьсот восемнадцатого года – массивная сталь, отлакированная латунью). Я вскрываю ему череп до самых мозгов, методично откручиваю ему голову, устраиваю взрыв из серого вещества, покрывающий беловатыми, кровавыми брызгами все вокруг него, все вокруг меня. Я ломаю ему каждую лицевую кость, надбровные дуги, скулы, лобную массу, я крошу его челюсть до самого последнего зуба. Он стал ничем. Полицейским понадобится много дней для того, чтобы установить его личность. Я продолжаю все видеть и слышать в то время, как его кровь обливает меня с головы до ног в метрономном ритме наносимых мною по этой голове ударов, по голове, которую я в конце концов раскраиваю надвое, словно перезрелый арбуз. Мой кулак стал органически-металлическим протезом, неразличимым под жидкой, текучей анемоной в ярко-красном цветении, навсегда соединившей мою руку-кастет с головой, которую она разбила. Я продолжаю все видеть и все слышать тогда, когда продолжаю поиски по всей Канаде и северо-востоку Соединенных Штатов. Мою жену, изрезанную бритвой, моих дочерей, насилуемых раз за разом.

Их было много, я знал, что смогу перестать все видеть и все слышать только тогда, когда увижу и услышу, как они сами, в свою очередь, бесконечно вопят. Я знал, что я выйду из дома смерти только тогда, когда заставлю их всех войти в него.

Но у Дьявола своя стратегия. Закон и Порядок могут порой быть ему полезными. А безнаказанное Преступление, как всегда, его самый верный союзник.

Это и объясняет мне юный Ангел, который, кажется, послан сюда для того, чтобы спасти мою потерянную душу.