Фактор Ясеня
Шрифт:
Я было тоже попытался поучаствовать. Но был с позором изгнан из нашего импровизированного аналитического центра. Валькирии не терпели помех. Они были на одной волне друг с другом. Я же вносил очевидный диссонанс. Как минимум, меня хотелось приласкать, а в идеале и вовсе отодрать. Это сбивало. В итоге меня спровадили на прогулку по Ясеню. Изучать местные достопримечательности. А заодно выгуливать не занятых интеллектуальной работой сестёр.
Спорить со Старшей было глупо. Хотят внести посильный вклад — пусть вносят. Они девочки умные, опытные, великолепные профессионалы. Пусть работают. Не думаю, что сам смогу много лучше них справиться с задачей выявления связей между традициями и обычаями Ясеня и балансом
И вот теперь мы с Тришей стояли, облокотясь о резные перила беседки и вглядывались в тенистое, прошитое солнечными лучами нутро векового леса. Да, где-то там, в глубине, тьма полностью победила свет, но здесь, на опушке, его власть всё ещё ощущалась. Впрочем, свет и тень были сейчас неважны. И то и другое с одинаковым успехом вязло, утопало в белоснежных шапках цветения. Да-да, на самой опушке, отгораживая беседку от древесного моря, раскинули свои пушистые ветви плодовые деревья — для которых именно сейчас наступила пора цветения.
Наверное, это была судьба… Я чувствовал рядом сестру по наставнице. Ощущал, как в моё плечо упирается её плечо. Млел от лёгкого ветерка женского дыхания, колышущего волосы на виске — когда моя девочка поворачивалась, изучая чуть отстоящий от общей массы растений цветущий куст. Почему-то он оказался ближе ко мне, чем к ней. Вот она, судьба, во всём её изменчивом великолепии…
— Красиво… — едва слышно прошелестели над самым ухом слова валькирии.
— В стране моего учителя существует традиция. Японцы любуются цветением вишни. Она у них называется «сакура». Красивое, поэтичное название — и такая же красивая, поэтичная традиция. Иногда… японцев называют русскими востока. Я же вырос среди русских, ещё одной национальности моей малой родины…
— Традиция состоит в том, чтобы любоваться цветами?..
— Ну… В общем-то, да. В пору цветения. Некоторые специально сажают сакуру в саду, чтобы можно было раз в год наблюдать её цветы.
— И воины тоже любуются… цветами?
— В первую очередь воины и любуются. Это их традиция. Считается, что познавшие саму суть бытия, прошедшие долгий сложный путь к вершинам национальной культуры, они куда восприимчивей к её проявлениям, чем простые обыватели.
— Зачем им это?..
— Зачем? Сложно сказать… Зачем ясеньцам монархия? Затем японцам и сакура. Красивая традиция. А ещё это на самом деле красиво… Хотя, ты знаешь… В реальности мало кто двинут на этом по-настоящему. Что такого в цветении, если вдуматься? Зато, как и русские, когда природа цветёт, японцы спешат в лес на пикник. Усаживаются, любуются природой… и жарят мясо. Всё отличие, в сущности, лишь в его сортах и в названии деревьев, на фоне которых происходит трапеза.
— Забавные. А ты сам чувствуешь что-то особенное… сейчас?
Триша резко повернулась ко мне, заставляя приподняться с перил. Уложила узкие сильные ладошки на мои плечи — предварительно добившись, чтобы я сам накрыл ладонями её бёдра. Вгляделась в глаза, словно рассчитывала что-то в них отыскать. Что-то сокровенное, что можно увидеть только вот так, на фоне природного цветения. И что удивительно, никакой пошлости, никакого сексуального подтекста в позе и движениях.
Лёгкий ветерок взъерошил белёсую чёлку метиллии, принеся с невесомым движением аромат — одуряющий, сводящий с ума запах цветения. И я совершенно искренне ответил:
— Чувствую.
— И что же?
— Цветы скоро увянут, а вот ты… ты останешься рядом навсегда. Наверное… подлинный цветок — это именно ты, Тиш. Ты и другие сёстры. А цветы… они нужны, чтобы понять это. Взглянуть на тебя на их фоне. Сравнить. И убедиться, что ты не уступаешь им в красоте в минуту цветения.
— Красиво поёшь… — протянула прелестница, с силой прижимаясь ко мне упругой грудью. — Цветами ведь можно лишь любоваться. А мной…
— Да… — осипшим голосом отвечал я. — Тебя можно… попробовать. Твой запах. Твою упругую силу. Твои эмоции…
— И удовольствие, которое я дарю, кот, — глаза чертовки смотрели пристально, гипнотизируя, подобно глазам змеи. В очередной раз я ощутил себя грызуном, пленённым этим хищным, опасным взглядом.
Наши губы соприкоснулись. Легко, невесомо, почти без жара. Но этот мягкий поцелуй показался подлинным продолжением цветущей невдалеке белой грозди. Мягкое цветочное касание… Цветочный запах… Ощущение упругости и жизни под ладонями…
Подыгрывая нам, ветер усилился. Узкая юбка женщины с вырезами по обеим сторонам бедра распалась, вспархивая крыльями ткани под его невесомым касанием. А дальше ветер пробрался и под верхнюю часть девичьего одеяния. Лёгкое, почти не прилегающее к телу платьице без рукавов, держащееся на одних лишь тонких бретельках, затрепетало, дразня всё новыми и новыми прикосновениями. Распаляя воображение. Заставляя тонуть в этих удивительных салатовых с зелёными прожилками глазах. Бездонных, сияющих зеленью мельчайших огоньков в глубине.
Реальность припечатала железобетонностью бытия — на этот раз в облике Мисы. Вот от кого не ждал подлянки, так это от Бестии! Но кошка сразу постаралась объясниться. Что, впрочем, не снижало степени нашего с Тиш разочарования.
— Так, голубки. Я, конечно, ни на что не намекаю. И влезаю отнюдь не из зависти, — образ метиллии возник одновременно на моём и её боевом коммуникаторе. Физически влезть между нами она не решилась, пусть и находилась поблизости. — Но, мне кажется, ваше время вышло. Псионец вышел из тени.
Признаюсь, под спудом разбившегося в труху очарования момента до меня далеко не сразу дошёл смысл последней фразы валькирии. А вот Триша сообразила быстрей. Выскользнула из объятий, напоследок мазнув по мне обещающим взглядом. Всё это заставило подобраться.
— Отошёл? Тогда лови картинку.
В появившемся прямо на сетчатке глаза образе двое подтянутых, мускулистых парней сноровисто вытаскивали что-то из люка атмосферного катера. Аккуратные, без лишней суеты и поспешности движения выдавали в них профессиональных бойцов, что стало особенно заметно после появления на свет их ноши — явно человеческих очертаний. Отбросив последние крупицы расслабленности, я приблизил картинку. Вот тело подхватывает один из бойцов. Вот закидывает его на плечо другому. В этот момент из-под капюшона выбивается прядь соломенного цвета волос, весьма и весьма ухоженных. Микродрон начинает кружить вокруг, подыскивая подходящий ракурс. Наконец удаётся его поймать, и — ву-а-ля! — с голограммы на меня смотрит вполне отчётливый слепок. Несколько дополнительных пассов руками, запускающих моделирование, и вот лицо и волосы обретают видимость законченного образа. Разумеется, тут нет никаких изысков причёски — просто разметавшиеся по плечам пряди. Странно было бы видеть иное после столь небрежительного обращения с их обладателем…