Фактор Ясеня
Шрифт:
Республиканка не растерялась, не испугалась — казалось, она вообще не испытывает сейчас никаких негативных эмоций. По крайней мере таких, которые бы помешали ясности сознания и чёткости восприятия. Лицо снежки под гибким шлемом превратилось в сплошную маску, ощерилось ответным хищным оскалом. Лита зарычала в ответ. Вибронож, сам собой скользнувший в руку ещё на входе в пещеру, теперь был сжат обратным хватом, пребывая в высшей степени готовности к удару.
Тварь ещё только примеривалась к своей явно неудобной и непривычной противнице, против которой все её вековые инстинкты молчали, а девочка уже пошла вперёд. Удар, уворот, перекат, удар снизу вверх… Тварь больше не угрожала, она выла. В последнем
Несколько минут жизнь уходила из некогда грозного создания. Всё это время снежка провела, замерев, ловя каждый звук в окружающем пространстве, фиксируя каждое движение или тепловой всплеск. Она плохо знала повадки подобных тварей. Во времена достопамятного урока по выживанию ей не приходилось с ними встречаться — только слышать о них. И слава космосу, что не приходилось. Она тогда была ещё слишком слаба, чтобы выйти один на один против столь совершенной машины для убийства. Теперь — другое дело. Последние годы закалили тело, подарили уверенность в себе, воспитали боевой дух. Снежка была готова принять бой с любым живым существом… кроме, разве что, самых матёрых хищниц исследованной Галактики — валькирий. На их фоне она всё равно казалась юной и неоперившейся ещё девчушкой, но здесь и сейчас именно она выступала самой серьёзной хищницей в реликтовом лесу.
Реликтовый лес… старый, древний… он слишком закостенел в своих представлениях о мире. Ему было невдомёк, что где-то вызрели и даже вышли к звёздам существа иного порядка социальной и биологической организации. На их фоне он сам казался пережитком, чем-то давно отжившим. Реликтовым. Да, это именно то слово, которое ярче всего характеризовало суть. Он — реликт, в то время как перед ним предстало существо новой формации, принадлежащее уже иному, новому, миру.
Когда пятно противника остыло, Лита пошла в дальний угол жилища. Там, среди костей и обрывков ткани, лежала Гала. Девочка представляла собой жуткое зрелище. Кровь во многих местах уже запеклась, волосы свалялись и висели такими же обрывками, как и клочья одежды. Никакой жизнерадостности, никакой воли к жизни — республиканка казалась сломанной куклой. Особенно в свете того, что одна нога у неё была отгрызена по самое бедро, а рука — по локоть.
Лита склонилась над подругой. Долго искала пульс, проверяла энергетическую оболочку. Пульса не было, но энергия ещё теплилась в растерзанном теле. Тогда снежка принялась за реанимационные процедуры. Не меньше часа она колдовала над Галой, и вскоре её усилия оказались вознаграждены: девочка задышала. Хрипло, прерывисто, но задышала. Республиканская кризисная медицина порой творила чудеса. Так и сейчас: бездыханное тело на глазах возвращалось к жизни.
Двое суток провела Лита в пещере. За это время она стабилизировала состояние подруги настолько, насколько это вообще возможно в их ситуации. Дальше оставаться здесь было опасно: в любой момент могли нагрянуть конкуренты убиенного хищника. Он уже два дня не обновлял свои метки по границе охотничьей территории, а лес не терпел малейших сбоев в биологических процессах. Поэтому, приладив на спине бессознательное тело Галы, снежка отправилась в путь. К цивилизации. К людям.
…Её подобрали спустя четыре дня. Поисковые экспедиции не прекращали попыток отыскать пропавших воспитанниц. Отлаженный механизм спасения работал всё это время, прочёсывая метр за метром громаду реликтового леса. Но, к сожалению, до того он работал вхолостую. Он бы сработал
Пара женщин, руководящих спасательными процедурами, не сразу даже поняли, кто перед ними — уж больно спокойно и уверенно держалась эта девчонка, уж больно чистенькой и ухоженной была для подростка, пережившего страшную аварию и отмахавшего по древнему лесу не одну сотню километров за более чем неделю пути. Только горящие ослиным упрямством глаза, да скорбная ноша за спиной позволили взрослым не ошибиться, угадать в странной девчонке потеряшку. Даже электроника, посредством которой они впервые заметили снежку, не могла скрыть всей степени эмоционального накала, разлитого вокруг юной республиканки.
А ещё она спасла подругу. Пронесла её через бессчётные опасности на собственной спине. Не бросила и ни разу не дала слабину. Это оставило, пожалуй, самый сильный след в мировосприятии воспитанницы. Лита резко, за какие-то дни, окончательно повзрослела. И стала ещё упрямей — хотя, казалось бы, куда уж больше…
— Что ж, теперь вижу, ты заслужила право попробовать доказать, что достойна, — просмотренные кадры не оставили равнодушными никого, кошки прониклись образом нашей гостьи, и теперь старались всячески выразить ей свою приязнь.
Проще всего с этим оказалось мне. Я попросту выпустил заломленную руку… вместо неё намотав на кулак солидную прядь волос — насыщенного медного оттенка, с дразнящей краснинкой, они своей жёсткостью и несгибаемостью намекали на другой столь же жёсткий материал. Медную проволоку. Юная снежка восприняла мою вольность стоически, даже нарочито демонстративно. Эдак свысока, как одолжение непутёвому котику. Мне подобное отношение показалось в корне неправильным. Я нахмурился.
— Скажи, красавица, что ты вообще знаешь о боевой семье?.. Не боишься, что её образ окажется не таким, каким ты его себе напридумывала?.. — спросил негромко, на грани слышимости, но кошки в крике и не нуждались, коммуникаторы послушно донесли слова до всей стаи.
Снежка сначала дёрнулась, будто от пощёчины. Чуть помолчала, словно чего-то ожидая. Не дождалась. Тогда девочка заговорила:
— Нет, не боюсь, — запоздало до меня дошло: а ведь она считала, что меня одёрнут! Не ожидала от мужчины самостоятельной игры… — Я понимаю, что далеко не все движущие мотивы фракции получают огласку. Не обо всём принято говорить. И я уже подтвердила, что готова меняться. Готова принять семью в своё сердце. Каждая девочка в воспиталище мечтает о том миге, когда окажется среди близких людей. Я же… мечтала за всех своих близких. Ведь они положили себя на алтарь Экспансии. Я… открыта перед вами, валькирии — моя душа открыта.
— Не считай Кошака наивным мальчиком или законченным формалистом, — ухмыльнулась на это Вик. — Его вопрос с подвохом. Когда надо, он может смотреть далеко вперёд, и мы все уважаем его за ясность взгляда. Тебя спросили не о боевой семье вообще, девочка. Вопрос был про конкретную семью. Нашу семью. Неужели ты полагаешь, что в семье не может быть уникальных особенностей?.. Что всегда и везде ты встретишь лишь общие правила?..
Такая интерпретация на первый взгляд простого вопроса порядком загрузила юную снежку. Видимо, подобный взгляд был для неё внове. Семья для недавней воспитанницы казалась чем-то абстрактным, универсальным. На деле же оказывалось, что в каждой семейной ячейке есть и нечто своё, неповторимое — то, чего не встретишь ни в одной другой. Хотя вроде бы и там и там — семья…