Фактор Ясеня
Шрифт:
— Вот как… — протянул я. В душе мелькнуло чувство сродства с этой девочкой, которую я ещё даже толком и не знал. — Я ведь и сам… Но почему вы не спешите говорить об этом? Триша, ты…
— Да. Я получила образование уже здесь, во фракции. После первых лет участия в Экспансии. Я — плоть от плоти фракции, Кошак.
— Род даёт преимущества… Практика, перенятие опыта… Поддержка после выпуска… А как выглядит поддержка Республики? Прости, Тиш, если задел за живое, но я и сам… У нас, на моей малой Родине, выходило одно название, а не поддержка…
— Девочка или мальчик получают преимущество перед сверстниками, — обтекаемо заметила метиллия.
— Уже в воспиталище получают, Кошак, — расшифровала Викера. — Они
— Психология?..
— Не только, — это включилась Лай. — В воспиталище не могут дать серьёзной подготовки, не говоря уже о практике — равных тем, что отпрыски получают в роде. Гипнометодики никогда не заменят индивидуальной работы и живого перенятия опыта. Поэтому уже на ранней стадии привлекают вузы. В каждом вузе есть подшефные дети Республики. Иногда с ними занимаются преподаватели, но в большей степени сами воспитанники вузов. Любая республиканка с готовностью поддержит такого ребёнка, сделает всё, чтобы ему помочь. Я сама помогала, когда училась… Пусть я училась в большей мере заочно, а в вузе лишь формализовала наличные знания, но даже я не смогла пройти мимо.
Красноречивый взгляд рыжей в сторону Триши сказал остальное.
— Все дети Республики без матери и без рода получают поддержку, но только те, чьи родители погибли, верша Экспансию в составе фракции, получают шанс стать её частью сразу, — сочла нужным уточнить Рита, и я благодарно кивнул ей.
— Кошак, не стоит недооценивать психологию, — опять вступила наша временная Старшая. — Девчонка много лет готовилась к поступлению во фракцию. Она работала над собой с упорством и старанием, какие в ней пробуждало осознание своего долга перед родом. Она сама — весь род. Это сильная ответственность. Кроме того, она просто обязана соответствовать своей погибшей матери. Соответствовать её Памяти… которую девочка наверняка всегда носит под сердцем. Моя сестра по воспиталищу, решившая избрать своей Экспансией Хозяйственную Основу, оказалась в вузе на голову выше всех прочих поступающих. Поэтому прошу отнестись к девочке со всей серьёзностью. Она может быть подготовлена куда лучше гражданских дилетанток, приходящих во фракцию уже взрослыми.
— Подготовлена-то она будет неплохо… — задумчиво протянула Викера. — Но практики у неё будет маловато. Поэтому сильно девочку не урабатывайте. Дайте ей проявить себя. Дайте почувствовать, что она чего-то стоит. И когтями в конце сильно не дерите.
Почему-то последнее предупреждение наставница адресовала мне. По крайней мере, именно мне предназначался последний, особенно долгий, взгляд.
— Вик, ты чего? — сделал я большие глаза. — После всего, что тут услышал… Мне впору самому отцовскими чувствами к малявке проникнуться.
Викера на мой аргумент не нашлась, что ответить. Зато не растерялась Мисель. Она поудобней расположилась в кресле и с хмыканьем приложила — да так, что далеко не все смогли с ходу воспринять сказанное. Слишком уж неожиданными оказались её слова.
— Помнится, Милена показывала, какими отцовскими чувствами и в каких позах ты проникался к юной О’Стирх…
Мгновение кошкам потребовалось, чтобы переварить услышанное, а потом все они грохнули смехом. Какие тут колокольчики… Такой сочный гвалт поднялся… А над ним, в самом центре стола, поплыла объёмная голограмма. В полный рост. Где Киса О’Стирх представала в коленно-локтевой позе, в полосе прибоя, оглашая пространство вокруг прочувственными стонами. Был здесь и я — сзади, заводя за спину юной чертовки её руки, натянув женское тельце, подобно струне, запрокинув его назад, и старательно давал девочке ощутить все грани удовольствия. Её глаза были закачены, а мокрые пряди липли к стройному, смуглому телу, водными дорожками расчерчивая шелковистую кожу… Я далеко не сразу смог оторвать взгляд
— Убери, Миса. Не надо.
— Кошак, ты хорошо подумай… — серьёзно глядя на меня, выдала сребровласая кошка. — В какой именно позе отцовские чувства острее всего.
Кошачий заливистый гвалт перешёл в какое-то рычащее хлюпанье. Сайна сползла под стол, Эйди лежала на столе, на руках, и каждый раз, когда её взгляд падал на голограмму, начинала похрюкивать. Из глаз Милахи текли слёзы. Остальные демонстрировали куда большую выдержку. Так, Лайна и Вик не хрюкали и не плакали со смеху — они просто откинулись на спинки кресел и хохотали, запрокинув головы. Триша уткнулась лицом в ладони, и оттуда то и дело доносились сдавленные похрюкивания. Рита качала головой и тоже смеялась — единственная из всех совершенно бесшумно. Наша гонщица сразила всех наповал.
Пополнение
Этот и следующий день пролетели, как один миг. Боевые действия — это отнюдь не романтика. Это тяжёлая и кропотливая работа, где дисциплина и осмотрительность становятся условием не стабильного дохода или премии даже, а условием выживания. И хотя нас, в преддверии скорого пополнения, не направляли в длительные рейды, текучки хватало с лихвой.
Вечером второго дня я ввалился в расположение одним из первых. Мазнул взглядом по кроватям. Взгляд упал на разметавшуюся по простыням Милену, занятую чем-то в своём инте.
— Привет, Ми! — бросил ей, пролетев мимо и забежав в душевую.
И только тут до меня дошло, что Старшей вообще-то не должно быть в расположении. Тем не менее сразу пороть горячку не стал. Сполоснулся, и лишь затем вышел в общий зал.
— Ми, а где наш сын? Что-то случилось?
Кошка погасила очередную голограмму и сложилась в более подходящую разговору позу лотоса. Зыркнула на меня из-под низкой чёлки. И, стараясь не показывать эмоций, проговорила:
— О нашем сыне, Кошак, сейчас заботятся профессионалы. Я приняла решение прервать адаптационный период досрочно.
Вот тут уже меня проняло не на шутку!
— Ты… его… бросила?!
— А что же ты, милый, не спрашиваешь, почему я приняла такое решение? Зачем эти крики, эта экспрессия, когда нужно задать всего лишь один вопрос: почему?
— Да какая разница, почему? Это же наш сын, а ты… уже на четвёртый день…
— Что — я? Договаривай, раз начал. Только хорошо подумай, прежде чем сказать что-то опрометчивое.
Странно, но предложение чёрной кошки, произнесённое вкрадчивым, невыразительным голосом, заставило подобраться. Я действительно призадумался. Присел на край кровати, так что ариала оказалась от меня на расстоянии вытянутой руки. С этого ракурса хорошо было видно её осунувшееся лицо, прямая, напряжённая спина, решительный, хотя и несколько поблёкший взгляд. А действительно, почему? Что заставило её так резко сорваться? Бросить едва родившегося ребёнка на попечение чужих людей? Самой не завершить курс полноценной адаптации после родов? Что случилось такого за эти пару дней, чего не было на момент нашего последнего общения по сети?
Ответ лежал на поверхности. Все эти дни прошли у кошек в приподнятом настроении, в ожидании долгожданного события — прибытия в стаю новенькой. Это как в старой доброй российской армии, когда вся часть с замиранием сердца ожидает прибытия молодого пополнения. Это было нужно буквально всем. Прошлому молодому призыву — второму периоду службы — чтобы подняться на одну ступень в иерархии, сбросить с себя опостылевшую рутину хотя бы обслуживания старослужащих. Третьему периоду — чтобы стать в один ряд с дедушками, скинуть на второй период основную рутину службы. Четвёртому периоду… тем хотелось наконец почувствовать скорое дыхание дембеля, овеществлённое в молодых; вспомнить через них, что именно ждёт на гражданке.