Фактор жизни
Шрифт:
«Что это, – подумала Карин. – Часть подготовки? Или искренняя забота обо мне?»
– Понятно, – она вздохнула. – Вы, Анна-Мари, наверное, считаете нас сумасшедшими или круглыми дураками?
– Нет, – Анна-Мари замолчала на мгновение, затем добавила серьезным голосом: – Чаще всего я считаю, что все вы храбры, как черти.
«Чаще всего, – подумала Карин. – А что же вы считаете в оставшееся время?»
Музыка неслась
– Чего желает симпатичная леди? – Перед нею стоял молодой человек с кожей цвета слоновой кости, волосы падали ему на глаза. – Пузырьков или газировки? Кстати, вы играете в слов-мозаику?
Карин только хмыкнула и посмотрела в ту сторону, куда он кивнул.
В отдельном кабинете сидело несколько молодых студентов. Текстовая голограмма проецировалась с плоского дисплея, висящего над черным стеклянным столом, который они окружали.
– Меня зовут Чоджун.
– Карин.
Когда она протиснулась в кабинет, студенты потеснились.
– Ваша очередь, Аказава, – один из них протянул Чоджуну несколько курсоров, управляя которыми тот мог исправлять текст.
– Хорошо, – Чоджун подмигнул Карин. – Сейчас вы увидите мастера в действии.
Игнорируя ироническое посвистывание других игроков, он подошел к дисплею.
Карин изучала текст. Ссылки на языке рагнарек придавали ему некоторый смысл, но сложные каламбуры, геометрические плоскости, образованные ключевыми словами, были недоступны для ее понимания. Карин наблюдала, как Чоджун – он был всего на несколько лет моложе ее – быстро перестраивал слова и диктовал текст. Внезапно Карин почувствовала себя старой и несовременной.
Чоджун жестикулировал и бормотал инструкции с бешеной скоростью. Не останавливаясь ни на минуту, он продолжал создавать новый текст, а его друзья восхищенно восклицали или отпускали саркастические замечания. Гексаграммы складывались в рассказ, который назывался «Сумерки Богов, комическая интерпретация». Это была и игра, и одновременно нечто большее.
Для Карин все это было недоступно.
Она тихо выскользнула из кабинета, пробормотав:
– Извините!
Ни Чоджун – на его влажном от пота лице пролегли глубокие морщины, так он был сконцентрирован на игре, – ни другие не обратили на это никакого внимания.
Кроме небольшого десятилапого робота, стоявшего на никелированной стойке, в баре был и настоящий бармен. На полках за его спиной выстроились ряды бутылок.
– Надеюсь, – пробормотала Карин, залезая на табурет, – что по крайней мере знаю, как пользоваться этим роботом.
Рядом на табурете сидел высокий мужчина, одетый в черный костюм.
– Играют в мозаику, – сказал он.
– Извините! – Карин нажала на сенсор робота. – Коктейль. Любой. Самый крепкий, какой у вас есть.
Высокий человек присвистнул от удивления:
–
– Обычно я не пью.
Бармен, смахивающий внешностью на студента, внимательно следил за всеми действиями робота. Вероятно, этот робот был его собственным инженерным детищем.
– Игра в мозаику, – незнакомец кивнул в сторону кабинета, который только что покинула Карин. – Бессмысленное занятие.
Перед нею появился ярко-оранжевый стакан. Около стакана лежала маленькая пипетка.
– Не знаю, не знаю. – Карин посмотрела на высокого мужчину. – Возможно, нам это уже недоступно.
Лицо мужчины было некрасивое, будто вырезанное из дерева. Вместе с тем в нем чувствовалась этакая надежность. Его левую щеку украшала переводная картинка с изображением черной молнии.
– Возможно. Но это не повод для того, чтобы отравлять свой мозг.
Карин, не слушая, взяла стакан с подставки робота и сделала глоток. Жидкость обожгла ей горло подобно кислоте, и Карин, задохнувшись, едва не выронила стакан из рук.
– Господи!
Сквозь слезы, рекой хлынувшие из глаз, она обнаружила, что стены бара качнулись из стороны в сторону. Перед глазами поплыло.
– Вы должны были предупредить меня.
– Я старался. – Мужчина широко усмехнулся. Его улыбка производила очень сильное, почти физическое воздействие. – Надо было капать напиток пипеткой на язык. По одной капле, время от времени. Эффект мгновенный.
Карин хихикнула. И сделала еще один большой глоток. На этот раз она только чуть закашлялась.
– Вы… – Она протянула руку, чтобы дотронуться до переводной картинки на его щеке, но незнакомец внезапно качнулся, словно маятник. – Знаем мы вас. Вам только дай волю, вы… – Заплетающийся язык отказался повиноваться.
Мужчина довольно рассмеялся:
– Точно, я такой.
– Дар… Дар… – Язык никак не мог справиться с фразой «Даром вам это не пройдет!»
– Добавьте еще одну согласную. Букву «т»… В любом случае, рад познакомиться с вами. Меня зовут Дарт, если вы не поняли.
– Хотите порп… пропр… поприкалываться? – Карин прищурилась и вдруг поняла, что перед нею сын сэнсея.
– Надеюсь, это будет забавно.
– Ха! – Карин еще раз глотнула жидкого огня, и язык поднял руки перед ее настойчивостью. – Сын Проповедника. Слава Богу, что существует агнос… стицизм. Понимаете, что я хочу сказать?
– Вы хотите сказать: «Как вы намерены ориентироваться в фрактальном континууме, если не умеете играть в детские игры?»
– П-похоже… – Карин икнула.
– Но вы… – Он запнулся, будто его язык тоже перестал ему подчиняться. – Впрочем, это не важно.
Яркие огни вертелись у Карин перед глазами. Голограммы кружились и переливались, все вместе и каждая по отдельности.
– Вот где, оказывается, скрывалось мю-пространство, – сказала Карин. Или подумала, что сказала, и свалилась с табурета.