Факторизация человечности
Шрифт:
— Прощай.
Он позволил его тихому эху несколько мгновений звучать у себя в голове. Потом он снова закрыл глаза, протянул руку вперёд и коснулся кнопки «стоп», готовый, наконец, вернуться в мир живых.
35
Кайл разблокировал кубическую дверь. Хизер явно стояла рядом — он почувствовал, как её руки подхватили дверь с другой стороны.
Он свесил ноги с края полости и выбрался наружу. Хизер смотрела на него; без сомнения, она заметила, что он плакал.
Кайл сумел заставить себя слабо улыбнуться.
— Спасибо, —
— Ей пришлось уйти. Они сегодня вечером договорились встретиться с Заком. — Кайл обрадовано кивнул. Он видел обеспокоенность на лице Хизер — и он внезапно понял, чем она обеспокоена. Она, разумеется, знала его, а в последнее время узнала по-настоящему. Она должна была понять, что прежде, чем искать тёмный гексагон Мэри, он наверняка заглянул в голову жены. Выражение лица Хизер — такое он уже видел, много лет назад, когда они впервые занимались сексом при свете, а не возились впотьмах. Он впервые увидел её голой. И тогда она выглядела в точности как сейчас: смущённой, опасающейся, что она не соответствует тому, что он себе вообразил, но тем не менее такой соблазнительной.
Он раскрыл объятия, обхватил её и обнял так крепко, что стало больно.
Минуту спустя он выпустил её. Кайл взял её за руку и обвёл указательным пальцем обручальное кольцо.
— Я люблю тебя, — сказал он и посмотрел ей в глаза. — Я люблю тебя и хочу провести остаток жизни, познавая тебя.
Хизер улыбнулась ему — и своим воспоминаниям.
— Я тоже тебя люблю, — сказала она, впервые за последний год. Их лица сблизились, и они поцеловались. Когда их губы разомкнулись, она снова сказала: — Я правда тебя люблю.
Кайл кивнул.
— Я знаю. Я в самом деле знаю.
Однако лицо Хизер помрачнело.
— Мэри?
Он какое-то время молчал, потом сказал:
— Я примирился.
Хизер кивнула.
— Это невероятно, — сказал Кайл. — Надразум. Совершенно невероятно. — Он снова помолчал. — И всё же…
— Что?
— Помнишь профессора Папино? Какими познавательными я считал его занятия? Он научил меня многому в квантовой физике — но я никогда не понимал её, не во всей её глубине. Всё время что-то мешало. Но сейчас всё обрело смысл.
— Как?
Он развёл руками, словно раздумывая, как это объяснить.
— Ты знаешь про кота Шрёдингера?
— Слышала такой термин.
— Это простой мысленный эксперимент: ты закрываешь кота в коробке вместе с пузырьком ядовитого газа и триггером, который выпускает газ в случае квантового события, вероятность наступления которого в течение последующего часа равна в точности пятидесяти процентам. Сможешь ли ты через час определить, не открывая коробки, жив кот или мёртв?
Хизер нахмурилась.
— Нет.
— «Нет» — правильный ответ. Но не потому что ты не можешь сказать, так это или иначе. А потому что это никак. Кот не жив и не мёртв, а является суперпозицией волновых фронтов — смесью двух возможностей.
— Ладно.
— Теперь предположим, что я заглядываю в коробку первым, вижу, что кот всё ещё жив, и снова её закрываю. Через несколько минут приходишь ты, открываешь коробку и смотришь в неё, не зная, что я перед этим уже в неё заглядывал. Что ты увидишь?
— Живого кота.
— Именно! Моё наблюдение сформировало реальность и для тебя тоже. Это долгое время было одной из проблем квантовой механики: почему наблюдение единственного наблюдателя создаёт конкретную реальность для всех одновременно? Ответ, разумеется, состоит в том, что каждый является частью надразума, так что наблюдение, производимое одним человеком, есть наблюдение, производимое всеми людьми — в сущности, квантовая механика требует наличия надразума для своего функционирования.
Хизер сделала впечатлённое лицо.
— Интересно. — Пауза. — Так что мы теперь будем делать?
— Расскажем миру, — ответил Кайл.
— Надо ли? — спросила Хизер.
— Конечно. Каждый имеет право знать.
— Но ведь это изменит всё, — сказала Хизер. — Всё. Цивилизация, которую мы знаем, перестанет существовать.
— Если не скажем мы, скажет кто-то другой.
— Может быть. А может, никто больше не догадается.
— Это неизбежно. Чёрт возьми, теперь, когда ты это сделала, это стало частью коллективного бессознательного — кто-нибудь может просто увидеть это во сне.
— Но ведь люди будут этим пользоваться в корыстных целях — для шпионажа, для контроля над мыслями. Всё общество рухнет.
Кайл нахмурился.
— Не верю, что центавряне стали бы посылать нам инструкции для сборки чего-то, что может привести к нашей гибели. Зачем это им? Мы не представляем для них никакой угрозы.
— Надо полагать, — согласилась Хизер.
— Так давай объявим об открытии.
Хизер посерьёзнела.
— Сегодня суббота; сомневаюсь, что многие научные журналисты летом работают по выходным, так что раньше понедельника мы не сможем даже начать готовить пресс-конференцию. А если мы хотим хорошую явку, журналистов надо предупредить за день-два.
Кайл согласно кивнул.
Но что если кто-то ещё объявит об открытии в выходные?
Хизер задумалась.
— Ну, если это произойдёт, я всегда могу указать на архив надразума и сказать: «Глядите, вот доказательство того, что я догадалась обо всём раньше вас». — Она помолчала. — Но я думаю, что это старомодное мышление, — добавила она, слегка пожав плечами. — В новом мире, который мы готовимся создать, понятие превосходства вряд ли будет иметь какое-то значение.
Хизер провела всё воскресенье, исследуя психопространство; Кайл и Бекки по очереди занимались тем же самым в Маллин-Холле, где для снятия кубической двери требовалась посторонняя помощь.