Фактотум

Я приехал в Новый Орлеан в пять утра. Шел дождь. Я решил посидеть на автобусной станции, но люди меня угнетали, так что я взял чемодан, вышел наружу, под дождь, и побрел вдоль по улице. Я не знал, где здесь можно снять комнату подешевле.

Картонный чемодан распадался на части. Когда-то он был черным, но покрытие давно облезло, и остался один беззащитный желтый картон. Я пытался решить проблему, натерев желтые залысины черной ваксой. Но крем потек под дождем, и я испачкал обе штанины, пока шел по улицам, перекладывая чемодан из руки в руку.

И все-таки

Может быть, в этом городе мне повезет.

Дождь прошел, показалось солнце. Я забрел в черный район.

— Эй, белый! Ушлепок!

Я поставил чемодан на мокрый асфальт. На крыльце у подъезда сидела, болтая ногами, высокая азиатка. Вполне симпатичная, очень даже.

— Привет, белый ушлепок!

Я ничего не сказал. Просто стоял и смотрел на нее.

— Не хочешь заняться чем-нибудь нехорошим, а, беленький?

Она издевалась, смеялась надо мной. Сидела на ступеньках, болтала ногами. У нее были очень красивые ноги. И туфли на высоченных каблуках. Она болтала ногами и смеялась. Я поднял свой чемодан и пошел к ней. И тутя заметил, как занавеска в одном из окон слегка шелохнулась. Я успел разглядеть лицо. Чернокожий мужчина, похожий на Джерси Джо Уолкотта. Я развернулся и пошел дальше своей дорогой. Ее смех мчался за мной по пятам.

Комната располагалась на втором этаже. В доме напротив был бар. Он назывался «Кафе „Сходня“». Двери бара были распахнуты настежь, и из окна моей комнаты мне было видно, что происходит внутри. Люди там собрались самые разные: в основном полные отморозки, но было и несколько интересных лиц. По вечерам я сидел дома, пил вино и рассматривал людей в баре, а деньги неумолимо кончались. Днем я обычно подолгу гулял по городу. Часами сидел на скамейках, глядя на голубей.

Ел я один раз в день: для экономии, чтобы денег хватило на подольше. Я нашел одну грязную забегаловку, владелец которой был полным чмом, но там подавали роскошные завтраки — блинчики, овсянку, сосиски — почти задаром.

В тот день я вышел на улицу, как обычно, и пошел шляться по городу. Мне было на удивление хорошо и спокойно. Солнце было как раз таким, каким нужно. Мягким и ласковым. В воздухе разливался безмятежный покой. Я добрался до центра квартала, и там был магазин. Перед входом на улице стоял какой-то мужик. Я прошел мимо.

— Эй, ПРИЯТЕЛЬ!

Я остановился и обернулся к нему.

— Работа нужна?

Я подошел к мужику. Дверь в магазинчик была открыта. Я заглянул туда. Большая темная комната. Длинный стол, за которым стояли люди. Мужчины и женщины. Все — с молотками, которыми они колотили по каким-то штуковинам на столе. В темноте было не очень видно, что это такое. Мне показалось, что это моллюски. От них пахло моллюсками. Я развернулся и пошел дальше.

Я хорошо помню, как папа по вечерам приходил домой и говорил о работе. Каждый день. Разговор о работе начинался уже с порога, продолжался за ужином и завершался в родительской спальне, когда папа кричал: «Гасим свет!» — ровно в восемь вечера, потому что ему надо было как следует высыпаться и набираться сил, чтобы назавтра идти на работу. Сплошная работа. Ничего, кроме работы.

За углом меня остановил другой мужик.

— Слушай,

— Да?

— Слушай, я ветеран Первой мировой. Я положил жизнь за эту страну, а теперь я вообще никому не нужен. Никто меня не берет на работу, никто. Меня тут не ценят. Хотя я столько сделал для этой страны. Я не ел уже несколько дней. Помоги мне, чем сможешь…

— Я сам ищу работу.

— Ты ищешь работу?

— Ага.

Я пошел дальше. Перешел через улицу.

— Врешь! — крикнул он. — Ты не ищешь работу! У тебя есть работа!

Спустя пару дней я приступил к поискам.

У него был слуховой аппарат. Провод от аппарата тянулся вдоль шеи и скрывался в кармане рубашки, где лежала батарейка. В офисе было темно и уютно. Мужик был одет в старый потертый коричневый костюм, мятую белую рубашку и потрепанный по краям галстук. Мужика звали Хедерклиф.

Я прочел объявление в местной газете. Контора была рядом с домом.

Требуется энергичный, честолюбивый молодой человек, который задумывается о будущем. Опыт работы — не обязательно. Перспектива карьерного роста. Начинаем с отдела доставки и дальше — вверх по служебной лестнице.

Я ждал в приемной вместе с другими молодыми людьми. Их было пять или шесть. Все исправно пытались казаться честолюбивыми и энергичными. Мы заполнили заявления о приеме на работу и теперь ждали, когда нас вызовут. Меня вызвали самым, последним.

— Мистер Чинаски, почему вы ушли с сортировочной станции?

— Там у меня не было никаких перспектив.

— У железнодорожников хорошие профсоюзы, медицинское страхование, пенсия.

— В моем возрасте до пенсии еще далеко. О ней как-то не думаешь.

— Почему вы приехали в Новый Орлеан?

— У меня слишком много друзей в Лос-Анджелесе.

Они мне мешали сосредоточиться на карьере. Я подумал, что надо уехать в совсем незнакомый город, где можно будет нормально работать, чтобы меня ничто не отвлекало.

— А кто даст нам гарантии, что вы не уйдете от нас, проработав всего ничего?

— Да, если что, я могу и уйти.

— Поясните, пожалуйста.

— У вас в объявлении сказано, что вы ищете честолюбивых людей, которые задумываются о будущем. Вы обещаете перспективу карьерного роста. Если такой перспективы не будет, я скорее всего уйду.

— Почему вы не побрились? Вы что, проиграли спор?

— Еще нет.

— Еще нет?

— Нет. Я поспорил с квартирным хозяином, что сумею устроиться на работу за один день. Даже с такой бородой.

— Хорошо. Мы подумаем и сообщим вам о своем решении.

— У меня нет телефона.

— Ничего страшного, мистер Чинаски.

Я вернулся к себе и принял душ. В общей ванной в конце грязного коридора. Потом оделся, вышел на улицу и взял бутылку вина. Поднялся к себе и сел у окна. Я пил вино и смотрел на людей в баре через дорогу, на прохожих на улице. Я пил медленно, не торопясь, и снова думал о том, что надо бы обзавестись пистолетом — причем быстро. Решил и сделал, без всяких раздумий и разговоров. Это вопрос смелости. А то я уже стал сомневаться, хватит мне смелости или нет. Прикончив бутылку, я лег и заснул. В четыре утра меня разбудил стук в дверь. Мне принесли телеграмму. Там было написано: