Факультет Чар. ЧарФак
Шрифт:
— Парни! Сваливаем! — в панике закричал Дилан, резко разворачиваясь и быстро отступая в темноту. — У него пушка! Бегите!
— Семь…шесть…пять…
И тут началась сплошная неразбериха, со всех сторон раздавались проклятия и крики — здоровенные верзилы, еще секунду назад, самоуверенно размахивающие битами, теперь их роняли на камни и улепетывали от меня, словно уличные коты от сорвавшегося с цепи бульдога. Никто не хотел, чтобы его пристыженное лицо осталось в памяти у разъяренного Константина Блэкстоуна. Самыми последними за темными камнями скрылись шестеро побитых бедолаг. Не веря
— Куда собрался, скотина? — раздался резкий шепот прямо в мое ухо, чьи-то дрожащие, но сильные руки крепко обхватили мой торс, прижимая к моему горлу, там, где у меня с тройной скоростью колотило сердце, что-то твердое, острое и холодное. Запахло крепким кофе и свежей кровью — как позже выяснилось, у напавшего был разбит висок. — Отвечай, что ты сделал с Дженни? Что твой рыжий козел ей наговорил?
Я с ужасом затаила дыхание, по спине побежали мурашки — в привычной полутемной обстановке я не заметила, куда исчез Даниэль, а самое главное — делся окровавленный нож с камней.
— Дилан блефует! — произнесла я сдавленным голосом Косты, дальше пришлось импровизировать, дабы спасти потрепанную собственную шкуру. — Твоя Дженни просто послала нас всех подальше! Она сказала, что любит только тебя и не будет ничего для нас делать, кроме того, как подрабатывать официанткой! Клянусь!
Парень, содрогаясь в бесшумных всхлипываниях, глубоко тяжело вздохнул и от облегчения немного ослабил свою хватку вокруг моей шеи. Я затрепыхалась, напрасно пытаясь вырваться, и это оказалась большой ошибкой. Теперь холодная рукоять ножа была приставлена к моей груди прямо в районе сердца.
— Отпусти меня! Дани… ты совершаешь ужасную ошибку! — хрипела я голосом Косты. — Долго объяснять, просто верь мне! Сжалься!
— Жалость — это самый худший природный атавизм! — горько прошептал Даниэль только что услышанную, но уже хорошо заученную фразу.
— Ты просто не понимаешь, что… — хрипела я низким голосом парня.
Что? И действительно, что я сейчас могла сказать избитому юноше, полному горечи и отчаяния? «Что я — не Константин, а целенаправленно перевоплотившаяся в него Антонина, та самая, что вот уже второй месяц пьет у него кофе на халяву!».
— Я видел, как ты, подонок, насильно посадил мою Дженни на свои костлявые колени! Как она отбивалась от твоих поганых рук, как кричала у всех на виду и просила помощи! — шептал Даниэль сквозь крепко стиснутые зубы, содрогаясь от внутренней боли, и, казалось, совершенно не замечая, как сочится кровь из его разбитой губы и виска. — Подонок! Я запомнил, где были твои поганые руки и как ты дергал Дженни за косу! И как ты ударил Антонину за то, что она попыталась заступиться за мою девушку!
При звуке собственного имени я невольно дернулась и пробормотала в духе Косты.
— Эм… она
— Заткнись, мразь! — прошипел Даниэль, крепче прежнего прижимая черную рукоять ножа к моей груди. — Ты и ногтя ее не стоишь, ясно? Что ты сделал с Антониной? Куда она пропала? Тварь ты тупая! Ты хоть понимаешь, что сломал ей жизнь? Что из-за тебя ее выгнали из универа? Да девчонке больше некуда идти! Вот ты скотина!
Я, конечно же, была более чем согласна с каждым его словом, и потому усиленно закивала каштановой головой Косты, пробормотав:
— Еще какая скотина! Просто козел!
— Издеваешься, да? Думаешь, что тебе все можно, да? Богатенький папочка откупится и все снова сойдет тебе с поганых рук? — хрипел Даниэль, его срывающийся, полный боли и яда голос, быстро переходил на отчаянный крик. — Такие, как ты, не должны размножаться! Такие, как ты, не должны существовать! И мне плевать, что мне за это будет, но это тебе за Тони!
С последними словами раздался легкий щелчок, и острое лезвие дорогого швейцарского ножа, так много лет резко и с силой выезжавшее из рукояти, пронзая все на своем пути, направилось прямо к моему дико колотящемуся сердцу…
… и, прорезав в дорогом пиджаке узкую прореху, со звоном столкнулось с чем-то металлическим. Один раз, второй, третий…
Четвертого раза я не стала дожидаться, а с силой отпихнула удивленного Даниэля от себя, машинально засовывая руку в потайной нагрудный карман и доставая оттуда крупные золотые монеты, ярко переливающиеся в свете луны и костра. Я была готова их расцеловать прямо перед шокированным Даниэлем за то, что они только что несколько раз спасли мою жизнь.
— Это что?! — шепотом спросил он, одной рукой вытирая со лба холодный пот и горячую кровь, а в другой крепко сжимая рукоять несработавшего ножа.
— Золото! — спокойно ответила я, словно нашла в зимней куртке забытую мелочь, и бросила несколько, кажется, четыре огромных лепреконовских монеты, парню. — Забирай! Они твои!
— Но… как это?! Вот так вот… просто? — изумленно переспросил Дани, машинально ловя монеты на лету — он так привык получать сдачу или чаевые в своей кофейне. Правда, если раньше это была мелочь, то сейчас в его мозолистых, перепачканных кровью руках поблескивало целое состояние. Темно-серые, все еще блестящие от слез глаза от удивления расширились до размера лепреконовских монет. Он попытался навскидку определить вес драгоценного металла. — Тут же грамм триста, не меньше…
— Да, блин! Просто забери их себе и все! — тяжело вздохнула я. Действительно, мне сейчас не было жалко ни грамма золота, и про себя я даже была рада, что смогу хоть чем-то помочь несчастному бедолаге. — Считай, что это — скромная компенсация за поведение моего отмороженного дружка!
Легко достались — легко проститься! Пока в моем потайном кармане есть осколок волшебного зеркала, я могу себе позволить швыряться «накопированными» золотыми монетами направо, налево и даже вверх.
— Какой пароль на входе? Мне нужно попасть на вечеринку, — быстро спросил Даниэль, моментально забыв про монеты — все золото мира не могло заставить его вычеркнуть из сердца бездонные глаза и русую косу его Дженни.