Факультет патологии

Минчин Александр

— Сашенька, здравствуй. — Она целует меня, как своего давнего знакомого, примерно с семнадцатого века.

— Мы по твоей системе попробовали вчера, Ирка тебе рассказывала?

Ирка хищно и сексуально улыбается.

— Юстинова нет?.. — Лилька быстро оглядывается. И они резво целуются с Иркой в губы, прямо на глазах у меня. Глаза мои открываются.

— Хорошо-то как, — мечтательно говорит Ирка, — Лиль, когда встретимся?

— Давай еще раз, Ир. — Они опять целуются. Глаза мои расширяются. Мне это нравится: их даже не волнует, что сокурсники

ходят и могут увидеть, — им это все до лампочки. Этот курс ошарашивал меня. Звенит звонок, и Лиля скрывается. Она ходит на все занятия. Так как хорошая ученица.

— Саш, жалко, что ты не девушка, я бы отдалась тебе, — говорит раздумывающе Ирка.

— А что, уже как мужик я тебя не устраиваю?..

Мы смеемся вместе долго. Это, правда, смешно, как Ирка быстро переделалась: за два дня!

— Нет, я теперь по женщинам, — говорит она, — лесбос — это божественно.

— Ты знаешь, я сегодня у Пениса зачет получил.

— Да ты что?! Поздравляю, Санечка. — Она целует меня.

— Вот, уже с Сашкой целуется, — раздается голос появляющегося Юстинова.

— Так, вчера с Лилькой, сегодня с Сашкой, что же завтра будет?

— Андрюшенька, он зачет по физ-ре сдал.

И все начинают обсуждать. Я рассказываю про секцию по волейболу, ведомости, факультетскую команду, и они говорят, что если на третьем курсе будет введена физкультура, все запишутся ко мне, и даже Ирка.

Я ей говорю, что команда-то мужская будет, должна быть.

Она задумывается.

— Да, Ир, — говорит Юстинов, — тебе не подходит, ты ж теперь только по девочкам. Давай уж не изменяй им… с мальчиками.

Она таинственно смотрит ему в глаза. И что-то там такое… Видимо, что Юстинова ожидает.

— Ир, — говорю я, — пойдем выясним хоть, какие зачеты будут?

— Я тебе и так скажу, — говорит Юстинов, который страшно гордился тем, что все знал. Он просто больным себя чувствовал, если что-то, какой-то пустяк не знал. — Прежде всего психология.

— Ира, а что такое психология? В этот раз Юстинов не встрял.

— Есть такой преподаватель Берхин, я его не видела никогда. Он лекции сам читает и ведет семинары, и, говорят, на зачете лекции написанные спрашивает и по ним учить надо. Так как книг никаких по этому предмету не написано для институтов еще. То есть только в медицине, а нам не с точки зрения медицины, а педагогики надо.

Ирка — умная девочка и тоже все знает. Но мне приятны ее знания…

— А что он за человек? — говорю я. Юстинов не выдерживает и встревает:

— Полный мудак, говорят, зачет ему очень трудно сдавать. Носится со своими теориями, как импотент с поднятием члена.

— Андрюш, — говорит Боб, — интересные у тебя сравнения, что, уже не поднимается?

— Ирка и не до того доведет, — отвечает Юстинов, и они смеются.

На этом разговор «по психологии» кончается. А я задумываюсь, что же делать: где взять эти лекции?

В перемену я иду на свой старый курс. Из всего курса у меня там остались две подружки (и то случайно), Алина и Мальвина,

обе очень красивые и модненько одетые девочки, которые всегда следили за собой. И при этом старались примерно учиться.

У них занятия на третьем этаже, раньше это был и мой курс, но я на нем никогда не появлялся.

Они мне рады, и мы долго треплемся, они даже опаздывают минут на тридцать на вторую половину.

— Мальвин, вы сдавали зачет в прошлом году, когда меня уже не было, по психологии?

— Берхину, что ли? — Они смеются.

— Вот-вот, кажется, эта фамилия.

— Саш, — говорит Мальвина, она стройная, — пора бы тебе знать фамилию преподавателя, у которого через неделю зачеты начинаются.

— Санечка, он всегда такой, — говорит Алина и ласково смотрит на меня.

— А у вас что-нибудь осталось после этого?

— Тетрадь с лекциями, что ли? — спрашивает Мальвина, она более подвижная.

— У меня, кажется, где-то валялась, — вяло говорит Алина.

Я даже не представлял, что в этом институте кто-то мог записывать лекции.

— Алиночка, — я хватаю ее за руку, — найди, пожалуйста, или я не сдам этот зачет никогда: даже не представляю, о чем там речь.

— Хорошо, я постараюсь. — Она снова улыбается и касается моей щеки, нехотя. У нее очень красивый лак на ногтях, они как пурпуром лакированы. Я люблю, мне нравится, когда у женщин ногти накрашены. А у Алинки еще и красивые, холеные. И рука приятная.

— Ишь, как лекции понадобились, так сразу разыскал, — язвит Мальвина. — «Старые друзья» — когда надо только, оказывается.

— Меня же целый год на курсе не было, я только несколько недель назад появился.

— Ладно уж, прощаем, — говорит Алина, — но чтобы в следующем году вел себя примерно. И лучше — чаще появлялся, а то нам скучно без тебя.

— Ни повеселить некому, ни поговорить не с кем, — говорит Мальвина, и мы смеемся, вспоминая.

После института я иду по пустым улицам, не садясь ни на что, а шагая. Большая Пироговка пуста, все заведения кончают работу в пять, и только редкие прохожие попадаются.

Это мой самый любимый район Москвы. А мы живем на набережной какого-то Макарова (кажется, адмирал такой был исторический, потом стерся из потомковского сознания, а название осталось), это недалеко от Киевского вокзала. Но сейчас я иду мимо Новодевичьего монастыря, пруда и захожу с другой стороны, переходя мост через Москву-реку возле стадиона. Там дамба, на ней железнодорожный мост, но есть и пешеходная дорожка.

Страшно только в первый раз, когда поезд проносится: кажется, что сейчас вместе с тобой в реку обвалится. Но я спускаюсь с моста — он не обваливается — и спокойно иду домой. А может, и жаль, что он не обвалился? (Все короче б история была… И вы не мучились так…) Мимо проносятся машины, транспорт и всякая другая ездовая (х-ня) живность. Не волнующая меня. Через сорок пять минут, как я вышел из института, я дохожу домой: как раз в это время должны кончаться занятия. Иначе шел бы я!