Факультет Романтики. Ромфак
Шрифт:
Блин! Да он же был абсолютный голожопик! За моей спиной стоял парень в одном белом фартуке шеф-повара, босиком на холодном кафельном полу. Но это было еще не самое невероятное! Интересней всего стало, когда он кивнул своему отражению в зеркале и тихонько спросил:
– Ты знаешь, как меня зовут?
Я оторопела и даже дернулась от неожиданности так, что едва не наскочила на острый нож – он вовремя успел убрать его в сторону. Вот это реакция! С ней на ринге не пропадешь!
– Леон… ты – Леон! – ответила я, громко судорожно вздохнув, и, видя, что он продолжает молчать, добавила, глядя
– Да уж, красиво, – согласился парень, тряхнув своей роскошной шевелюрой золотистых волос. Его карие глаза, раньше темные от недоверия, постепенно стали светлеть, превращаясь из горького шоколада в сладкий мед. – Она сказала, что когда ты придешь, все будет хорошо…
– Кто? Что? – переспросила я, недоумевая. Я совсем потеряла связь с реальностью, рассматривая здоровяка. И, действительно, тут было на что посмотреть! Поварской фартук был Леону весьма мал, натянутый до отказа на его рифленых мышцах, он, к тому же, оказался еще и чрезвычайно коротким, но со своей функцией кое-как справлялся и закрывал все причинные места. И под ним, как под вторым слоем кожи, было видно, как ходили каменные мышцы парня.
– Блондинка с карими глазами, с ней была еще пара парней, один – белокурый, второй – какой-то рыжий, – ответил Леон, – девушка эта очень стильная и красивая…
– Это же Стейси! – выпалила я, не знаю почему мне так резануло по ушам это его добавленное невзначай «очень стильная и красивая». – И что в ней такого особенного? Все накладное или нарисованное – от ресниц до сисек!
– Так разве бывает? – искренне удивился Леон, его идеальные брови резко взметнули вверх. И все-таки он мне очень сильно напоминал саму Анастейшу – те же слишком правильные черты и симметричное красивое лио, карие жгучие глаза, длинные ресницы. Словно эти оба были далекими родственниками из неведанного параллельного мира! Оба вели себя странно и манерно, и частенько несли настоящую ерунду вроде…
– Эта девушка, Стейси, сказала, что ты придешь за мной. Так и случилось! – продолжал Леон, его голос, тихий и бархатный, звучал спокойно и даже нежно. – Ты открыла двери этой кухни, которые были заперты снаружи. Так что все это время я сидел тут в полном одиночестве и темноте, ожидая тебя, Антонина!
– Тони, ты всегда звал меня Тони, – поправила я, кивая на огромный нож, зажатый в его руке. Сейчас, к счастью, он уже не был приставлен к моему горлу, Леон опустил его острое длинное лезвие вниз. Я нахмурилась и рассерженно спросила с ядовитой ухмылкой. – И что, эта Стейси тоже велела тебе приставить нож к моей глотке?!
Вышло так громко и раздраженно, что парень даже слегка растерялся:
– Ой, нет! Я взял этот тесак, чтобы напугать добермана, – стал виновато оправдываться он, – а с твоей шеей… ну я же должен был удостовериться, что сюда пришла именно Антонина Эванс.
Белоснежный накрахмаленный фартук шефа трещал по швам и едва не лопался от каждого движения здоровяка, едва прикрывая его накаченное тело. Он не только был мал ему размера на два, но еще и чрезвычайно короток и вот-вот норовил задраться. Мда-с, срамота-то какая!
– Удостоверился?
– Псс, красавчик! Классная задница!
Мы оба резко обернулись на скрипучий хамоватый голос. С верхней полки холодильника на нас смотрела наглая ушастая морда с разноцветными глазами. Леон густо покраснел и быстро развернулся, повернувшись спиной, а значит – и голым беззащитным «мягким» местом, к блестящей поверхности духового шкафа – так оно было надежно защищено от посторонних назойливых взглядов.
– Это твоя такая разноглазая крыса? – тихо спросил Леон, с неодобрением косясь на зверька, уплетающего за обе толстых усатых щеки остатки батона колбасы.
– Крыса общественная! – быстро заверила я, чтобы мне не пришлось оплачивать ее нагло-сожранное дорогущее угощение.
– Сами вы – разноглазые крыс-сы-ы! – возмущенно завопил Дори и швырнул в нас огрызком колбасы. – Я – белый королевский песец! Моя родословная насчитывает десятки славных и бесстрашных…
Конец его пламенной речи я не стала дослушивать, а повернулась к Леону и спросила то, что было сейчас гораздо важнее:
– Тебе сильно холодно? Где вся твоя одежда?
– Прохладно, конечно, – грустно вздохнул он, переминаясь с ноги на ногу, и пожаловался, – одежда сгорела в этом жутком портале! В ужасном старом зеркале! Все дотла! Даже тапочки!
И тут до меня разом все дошло, все встало на свои места. Леон же тоже был с нами там, в Зазеркалье! Значит, его одежда, выданная в больнице, оказалась полностью синтетической. И обувь тоже. И… даже трусы! Это имеет смысл. Ведь все предметы одежды были одноразовыми, и должны были отправляться после выздоровления пациента на переработку.
«Выздоровление – это в лучшем случае, – подумала я, с ужасом вспоминая, как из его глубокой раны хлестала кровь. К счастью, сейчас вместо нее теперь пестрел рваный белесый шрам на его красивой ровной шее. – Этот пациент едва сам не отправился на переработку!»
Ни о чем больше не думая, я сняла с себя пиджак Косты, оставшись в одной светлой рубашке, и набросила его на дрожащие голые плечи Леона. Парень кое-как в него укутался, как в небольшое полотенце, однако его раскаченные плечи были такими широченными, что пиджак невозможно было застегнуть. Но в любом случае, ему стало гораздо теплее, хоть даже и только от моей заботы. В благодарность он широко искренне улыбнулся.
Красивое лицо Леона стало вмиг серьезным, словно он услышал мои мысли. Парень откинул со лба пару легких белокурых прядей и глубоко вздохнул, явно готовясь сказать что-то важное.
– Я очень ждал тебя! – негромко ответил он, заинтригованно кивая в направлении какого-то огромного блестящего и супердорого агрегата, – Стейси сказала, что ты умеешь пользоваться в-о-о-н той штукой! И только ты можешь сделать мне кофе или чай.
– Что?! – переспросила я, не веря своим ушам. – Ты все это время ждал меня… сидел один голый на кухне ресторана без света… только для того, чтобы… я научила тебя пользоваться этой гламурной кофеваркой? И сделала тебе чай?!