Факультет Романтики. Ромфак
Шрифт:
Голубоглазый Купидон опустил свой золотой лук, беспомощно переводя взгляд с меня на мое же тело, что лежало на рельсах. Демон, наоборот, победоносно самодовольно усмехался, в его больших черных глазах вспыхнул недобрый красноватый огонек.
– Хватит мямлить, смертная! – недовольно хмыкнул он, небрежно дернув за тонкую серебристую нить, что тянулась к моему сердцу. И послушно, словно рыбка на крючке, я снова оказалась рядом с ним. – Не дергайся! Я открываю портал в Тартар.
– Это куда? – пробормотала я.
– Это прямо в ад, глупая!
– Но… а в рай никак нельзя уже, да?
– Рая нет, вы его придумали
Сейчас я очутилась прямо между демоном и беспомощным Купидоном. На опустившего плечи и лук подавленного мальчугана было жалко смотреть. А еще говорят, что любовь сильнее всего в мире! Даже сильнее самой смерти! Тьфу! Ложь и провокация!
Знаете, когда больше всего хочется плакать или смеяться? Когда нельзя, конечно! А когда больше всего хочется жить? Верно, когда уже все кончено! Люди оглядываются назад и понимают, что самой большой проблемой в их жизни стало то, что она уже закончилась.
Я не знаю, как, но так само получилось, что мои руки беспомощно потянулись к Купидону, я отчаянно пыталась за что-то ухватиться, чтобы остаться хоть чуть-чуть в этом мире живых… хоть на минуту подольше…
Машинально я схватилась за его тонкую золотую стрелу, сделанную из солнечного луча. Мои ладони тут же обожгло, словно раскаленным до бела, железом. Корчась от боли, я выбросила из рук проклятую стрелу в сторону демона. Тот уже успел отвернуться и, весело насвистывая, сделал пару шагов вперед. И потому тонкая золотая стрела нечаянно угодила ему… прямо в спину… нет, немного ниже, четко в правую ягодицу. Короче, прямо в задницу! Блин! Да он же теперь прибьет меня!
Я испугалась так, что совершенно забыла о своих опаленных ладонях и о том, что уже как пятнадцать минут не бьется мое человеческое сердце! Словно в замедленной съемке очень реалистичного фильма ужасов, Люциморт с диким ревом обернулся, держась обеими руками за стрелу… а нет, он не мог к ней прикасаться… он, так же, как и я, обжег свои ладони и схватился за задницу.
– Что же ты натворила, никчемная смертная?! – рычал мальчишка, словно раненый зверь, его бледное лицо было перекошено от боли и ужаса, паники и жуткого страха перед неизвестностью. Он не мог вытащить стрелу, и теперь она уничтожала его, сжигая изнутри, разрушая всю его сущность. Теперь он покинет оба мира навсегда, просто пропадет, исчезнет, растворится в воздухе, в человеческих страхах и ночных кошмарах, как тени исчезают в полдень. Теперь у Аида стало на одного сына меньше, он больше никогда не увидит своего любимого младшего.
– Мой отец… сожжет вас всех… уничтожит весь твой мир… всех смертных! – выкрикивал проклятия Люциморт, превращаясь в черный дым и рассеиваясь в ночном воздухе с новыми порывами ветра. – Будьте прокляты…
– Блин! Неудобно-то как вышло! – в истерике пробормотала я себе под нос, оборачиваясь к ошарашенному Купидону. – У него же была совсем не смертельная рана! Он бы просто вытащил стрелу из задницы и…
– Что же ты натворила, глупая! – перебил меня Купидон, захлебываясь от эмоций. Ну хотя бы реветь перестал – уже хорошо! Он смотрел на растворяющегося в ночи демона, словно на отсчитывающий
– Да что я сделала то? – возмущенно оправдывалась я. Самыми последними в ночном сумраке растворились черные глаза Люциморта с красными огоньками ярости внутри. – Этот чертенок должен был влюбиться! По правилам, если стрела попадает…
– Одно дело – выстрелить в сердце, другое – в задницу! – перебил меня Джонас, пытаясь объяснить, что сейчас действовали совершенно другие законы и правила. Физика и химия явно отдыхали!
– Это начало конца! Аид не успокоится, пока последняя душа не будет гореть в Тартаре!
– Заткнись и не каркай! – перебила я, с ужасом понимая, что сама тоже начинаю растворяться в воздухе, как утренний туман. Я уже могла видеть сквозь свои ладони блестящие рельсы и мокрый асфальт. Дилан и Доминик с воплями подбежали к своим мотоциклам, вскочили на них и с ревом унеслись в ночь. И очень вовремя. Со стороны убежавшего в даль трамвая к нам быстро приближались знакомые фигуры. Самсон и Диана широко шагали прямо к моему бездыханному телу.
– Почему я тоже растворяюсь? – быстро спросила я Купидона. – Что происходит?
– Твой проводник в мир душ уничтожен, и теперь ты возвращается обратно в свое тело, – объяснил крылатый мальчик, судорожно прижимая свой золотой лук к груди. – Мои стрелы убивают даже самых высших среди темных демонов. Любовь сильнее самой смерти. Ты даже не понимаешь, что ты сейчас натворила. Эта стрела могла бы спасти тебя, а в результате разрушила целый смертный мир!
– Спасти меня? Как это? – недоумевала я, уже практически не видя своего призрачного образа. Я становилась все прозрачнее и прозрачнее, словно превращаясь в воздух.
– Если бы я только выстрелил в твое глупое гордое сердце, и ты бы полюбила того самого парня, которого так ненавидишь, – на одном дыхании протараторил Купидон, словно он прокручивал эту строчку в своей голове уже сотни раз, – то…
– Ой ну все! У нас же был уговор: ты не стреляешь в мое сердце и отгоняешь от меня себе подобных! Забыл? – перебила я, хоть грубо и на повышенных тонах, но вышло совсем не громко. Видимо, мой голос тоже куда-то пропадал вместе с телом, становясь все тише и тише. – Я никогда не влюблюсь и не потеряю голову вместе со своим будущим из-за всяких идиотов вроде Константина Блэкстоуна! Да я лучше отправлюсь в Тартар, чем буду с таким козлом, как он! Ясно?! А ты уходи прочь с моих глаз! И не показывайся никогда! Иначе я и тебе стрелу всажу в одно место!
Растерянный и напуганный мальчишка, хлопая своими длинными ресницами, хотел было что-то возразить, то было уже поздно – я растворилась в воздухе, а, значит, вернулась в свое тело.
– Слепая Горгулья! А она тяжелая, – прокряхтел Самсон, взваливая меня на свое богатырское правое плечо задницей кверху, – совсем не похоже на мертвую!
Глава 3. На помойке
Очнулась я от того, что кто-то интенсивно щекотал мой нос и щеки тонкими мягкими прутиками, словно ворсинками от старого в конец огрубевшего и облысевшего туалетного ершика. А когда нечто холодное и мокрое грубо ткнулось в мой лоб, то я не смогла сдержаться и с воплем широко распахнула глаза, тут же встретившись нос к носу с усатой нагловатой мордашкой.