Фалак

Малик Тахир

– Нет, мы просто односельчане. Хочу передать ему весточку от отца.

– Абдулвахаба здесь нет, - сказал мужчина после недолгого размышления.

Молодой человек вопросительно смотрел на него.

– Ваш земляк проявил черную неблагодарность...
– нехотя начал бородач.
– Он был достоин виселицы, но, благодарение всевышнему, великий султан помиловал его... Учебе он предпочел безделье... Абдулвахаб ушел из медресе.

– Он вернулся домой?

– Вы можете найти его в ханаке.

– Здесь?
– Юноша кивнул в сторону ханаки, расположенной против медресе.

–

Нет, сюда он не заглядывает. Поищите его на окраине...

До вечерней молитвы оставалось еще немного времени, и молодой человек решил прежде всего договориться о месте в караван-сарае. Отправляясь в Самарканд, он рассчитывал на помощь Абдулвахаба: земляк в чужом городе немалое подспорье. Теперь же приходилось обходиться своими силами...

Земли их родителей лежали рядом. Но угодья отца Абдулвахаба были в несколько раз больше. На его полях работали многие жители кишлака. А по предгорьям - от Андижана до Оша - паслись его стада... Шамсибек учился с Абдулвахабом в одной школе; сын бая уже тогда не отличался усердием и сообразительностью. Но тем не менее, повинуясь воле отца, он отправился в столичное медресе. Устроив сына, Байбува вернулся в свой кишлак очень довольным. С тех пор его отпрыска именовали не иначе как "мулла Абдулвахаб"...

Оставив лошадь в конюшне, молодой человек занял одну из верхних комнат. Затем спустился во двор и, умывшись из медного кумгана, отправился на молитву.

Дорогой он разглядывал всех встречных в надежде отыскать знакомое лицо. Но Абдулвахаба не было видно ни на улице, ни в многолюдной мечети.

Прочтя молитву, юноша провел ладонями по лицу и вместе со всеми стал пробираться к выходу. Возле минарета он увидел двух дервишей и направился к ним в надежде разузнать про своего школьного товарища. Он уже открыл рот для приветствия, как один из дервишей воскликнул:

– Шамсибек!

Молодой человек с удивлением узнал в исхудавшем, почерневшем оборванце Абдулвахаба. Кожа на его выпирающих скулах шелушилась, глубоко запавшие глаза лихорадочно блестели...

Обнявшись, земляки отправились в ближайшую чайхану. Абдулвахаб был оживлен: не каждый день удается встретить односельчанина! Шамсибек же был опечален: в этом высохшем дервише почти ничто не напоминало о жизнерадостном и цветущем парне, который шесть лет назад покинул родной кишлак. Усевшись возле хауза [бассейн], приятели некоторое время молчали. Наконец Шамсибек спросил:

– Ты бросил медресе?

– Я отрекся от богопротивного суемудрия, насаждаемого служителями преисподней!
– вскричал Абдулвахаб.
– Но вера в загробное воздаяние привела меня к пиру [духовный наставник]. Блажен испрашивающий у всевышнего милости для людей - нет дела почетнее, чем вседневное, всечасное служение аллаху!

Чуть заметно улыбнувшись, Шамсибек сделал глоток зеленого чая из пиалы. Затем, глядя прямо в глаза дервишу, прочел:

Ты сам ведь из глины меня изваял!
– Что же делать мне?

Меня, словно ткань, ты соткал.
– Что же делать мне?

Все зло и добро, что я в мире вершу, ты сам предрешил,

Удел мой ты сам мне на лбу начертил!
– Что же делать мне?

Пиала запрыгала в

руке Абдулвахаба. В глазах его полыхнул мрачный огонь.

– Побойся аллаха!
– громко произнес он.
– Моли его: да отпустит он тебе это прегрешение!

Сидящие на соседней суфе [земляное возвышение] с любопытством посмотрели в их сторону.

– О чем ты говоришь?
– невозмутимо отвечал Шамсибек.
– Это слова Омара Хайяма. Ведь поэт говорит: все, что ни есть в мире, все от бога. В том числе и наши грехи, и наши добрые дела. Какая польза в том, чтобы, предавшись богомолью, отречься навсегда от веселья? Разве не грех губить напрасно свою жизнь?

– Придержи язык! Не следуй наущению служителей ада!

– Пусть это слова чертопоклонника, а праведный путь - это путь духовного совершенствования Ходжи Ахрора. Но как же быть с твоими прежними занятиями? Неужели стяжание знаний - грех?

Абдулвахаб неприязненно взглянул на земляка, но промолчал. Разговор их прервался. Шамсибек посматривал на посетителей чайханы, а дервиш, уставившись в землю, перебирал четки.

Чайханщик принес свежего чаю. Абдулвахаб поднял глаза на земляка:

– Зачем пожаловал в Самарканд?

– По велению его величества султана... А причины этого я и сам не ведаю.

– Придется тебе отправиться в Кухек.

– Что это такое?

– Султан проводит там почти все свое время. По ночам он беседует с чертями...

– Не понимаю.

– Он считает звезды.

– И далеко этот Кухек?

– Рядом.

– Проводишь меня туда?

– Хорошо. Отправимся пораньше.

Утром они встретились возле мечети. Поздоровались довольно холодно. У Абдулвахаба не было лошади, поэтому Шамсибек зашагал с ним рядом, ведя своего карабаира на поводу. По дороге дервишу то и дело подавали - кто кусок лепешки, кто монету. Шамсибек чуть приотстал и следовал за Абдулвахабом, пока не вышли из города. Подойдя к небольшой речке, земляки свернули в придорожную чайхану. Умывшись холодной водой из арыка, они уселись на суфе под сенью ивы. Курносый хромой мальчик в выцветшей тюбетейке принес чай и лепешки.

Один из старцев, сидевших на суфе возле арыка, взял в руки тамбур [музыкальный инструмент]. Послышалась протяжная печальная мелодия. Круглолицый мужчина присел рядом и, положив на колено тюбетейку, негромко запел:

Кто губам прекрасным улыбку беспечную дал,

Кто в удел скорбящим печаль сердечную дал?

Пусть он нам не дал счастья, - довольно с нас и покоя,

Ибо многим он слезы и муку вечную дал.

Шамсибек заслушался певца, но Абдулвахаб тут же нарушил его сосредоточенность:

– Боже праведный! Мусульмане веселятся, не помня о будущем воздаянии!

Дервиш забубнил что-то непонятное, перебирая четки. Вдруг он пронзительно взглянул на Шамсибека:

– Дух царственного Кусама [султан; родственник пророка Мухаммада, похороненный в Самарканде] проклял нашего султана!

– Замолчи!

– Нет! Всякий правитель обязан ежегодно посещать могилу святого. А наш владыка нарушил в этом году священный обычай. Он счел унизительным для себя преклонить колени перед царственными останками...