Fallout: Equestria
Шрифт:
Я вспомнила слова Стилхувза: Уже после апокалипсиса до меня дошли слухи о том, что после падения щита зебры произвели запуск мегазаклинаний, дабы окончательно разрушить город. Но даже если это и правда, то те ракеты своей цели не достигли.
Белохвостая чаща.
Я уже слышала это название. Кейдж отзывался о ней как о самом отравленном месте во всей Эквестрии.
И что же вы сделали? робко пропищала я.
Я уничтожила их, произнесла Селестия срывающимся голосом. Моё горе превратилось в ярость, и я буквально разовала их на кусочки. Стёрла в порошок, пролетая
Неплохо, неплохо,отозвалась маленькая пони в моей голове, яростно топая.
Теперь в её голосе слышалось только сожаление.
Ветра развеяли токсины и радиацию, которые содержались в том в оружии, по всей Белохвостой чаще. Они превратили некогда прекрасный лес в ужасное место, отравили все водоёмы и деревья на своём пути. До самого Понивилля.
Слушая Селестию, я вспомнила свои первые минуты на Пустоши. Вспомнила ферму Сладкое Яблоко. Там всё было заражено настолько, что, казалось, сама земля заставляла мой ПипБак щёлкать.
Когда моя ярость простонала Селестия. Когда она покинула меня, я почувствовала себя так, будто с меня живьём содрали мою плоть, вырвали моё сердце. Моя душа была истерзана. И мне было страшно. Выражение на лице Селестии нельзя было передать словами. Я умирала и была ужасно напугана.
Мне захотелось обнять её. Уткнуться мордочкой в её королевскую белоснежную шёрстку и разрыдаться. За неё. За Луну. За всё.
Мне нужно было тогда умереть, произнесла Селестия. По крайней мере, я была бы вместе с Луной сейчас. Но я выжила. Я была эгоистичной и жила так долго, что смерть стала казаться мне чем-то неестественным, пугающим. Став жертвой своего малодушия, я оказалась заперта здесь
Здесь. Проект Одного Пегаса.
Это не малодушие, ответила я серьёзным тоном. Это нормально. Мысль о том, что Богиня может быть так близка к обычным пони, вызвала во мне бурю противоречивых эмоций. Смерть страшит всех нас. Это совершенно естественно, это неотъемлемая часть бытия пони. Потом, подумав секунду, добавила: Это неотъемлемая часть вообще жизни.
Селестия, похоже, была благодарна мне за эту попытку.
и в качестве награды я получила пожизненное заключение здесь. Это место стало моей тюрьмой, моим чистилищем. Отсюда я могла лишь наблюдать за жертвами моих грехов, но не могла ничего сделать, чтобы помочь им. Она перевела взгляд на кости, которые лежали позади меня. Я сделала всё, что могла, чтобы никто из живущих пони не стал мной. И чтобы не пустить сюда тех, кто обосновался здесь поблизости.
Я открыла рот. Попыталась что-нибудь сказать, возразить, найти способ утешить Её. Она слушала меня лишь мгновение, прежде чем вежливо прервать меня. Зимний вестибюль заполнил голос, который я услышала месяцы назад.
"Алло? Есть тут кто-нибудь?" спросил давно умерший жеребец голосом, тяжёлым от смирения. Он уже не ждал помощи, которой, как я знала, он никогда так и не получил. "Я вёл свою семью к Стойлу около Сладкого яблока, когда на нас напали рейдеры. Выжили только я и мой сын. Мы добрались до Стойла, но оно по-прежнему закрыто. Внутрь не попасть. Мой сын съел одно из яблок с тех чёртовых яблонь возле Стойла, и теперь сильно болен. Так болен, что не может даже двигаться. Мы забрались
Я была поражена призраком того осознания, которое испытала, когда впервые услышала это. Безымянный отец, к моменту записи сообщения он уже потерял всякую надежду; он делал это просто потому, что должен был.
Селестия слушала это сообщение, вещавшее о смерти жеребёнка от ядов, которые она же и распространила над Белохвостой чащей, повторяющееся снова и снова, кто знает сколько лет. Пока я не пришла и не выключила передатчик.
Я заплакала.
И Селестия вместе со мной.
Ты не чета тем, что снаружи, повторила она, когда моё решение закончить мою миссию отвергло горе и я наконец-то начала вытирать слёзы.
Я поняла, что она имеет в виду Анклав. Мне показалось немного странным, что она не узнала меня сначала. И было похоже, что принцесса не знала ни о битве, бушующей снаружи, ни о цели моего появления.
Это единственное, чем я могу заняться, сидя в этой тюрьме. Но лишь до тех пор, пока это не становится совсем невыносимым.
Селестия, вежливо спросила я. Когда вы перестали наблюдать?
Её ответ не должен был меня удивить.
Город Дружбы.
Это был самый мрачный час Эквестрийской Пустоши. Если бы я наблюдала без возможности помочь, наверняка я тоже перестала бы смотреть.
Пару минут минут ушло на рассказ о том, что же Селестия пропустила.
Но что произошло с вами? осторожно спросила я, пытаясь подготовить себя к любому ответу, каким бы он ни был. Мне нужно было это знать, хотя я уже не была уверена, смогу ли вынести ещё больше той боли, которую причиняли мне её слова. Как вы оказались тут?
Моим первым предположением было, что Селестия сама заняла капсулу центрального узла. Но если так, то почему за всё то время, которое она провела в нём, она не сделала то, что намеревалась сделать я? И почему тогда системы Министерства Крутости сообщили о том, что Центральный Узел был пуст?
Я сама пришла сюда, сказала мне Селестия. Моё тело умирало, но я знала, что мэйнфрейм Крестоносец сможет продлить мою жизнь. Поэтому я пришла сюда. Она выглядела так, словно сама не одобряла свой поступок. Я надеялась, что взяв под контроль это место, я смогу помочь моим маленьким пони и загладить этим хотя бы часть своей вины. Но когда я загрузила себя в Мэйнфрейм, я поняла, что оказалась в ловушке. Беспомощная. Под моим контролем оказались лишь несколько систем безопасности и всё. Я могла только слушать и наблюдать.
Загрузила?
Я прикоснулась копытами к щекам, ахнув.
Только не надо никакой "скачать-твой-мозг" ерунды, объясняла Рэйнбоу Дэш когда-то Луне. Я отключила всю эту фигню. Я хочу, чтобы над погодой Эквестрии работала живая пони, а не какая-то машина, думающая, что она пони.
Рэйнбоу Дэш... Эплблум... еле выговорила я. Селестия... они отключили систему загрузки разума от управления. Так было спроектировано. Я знала это, но считала, что они полностью убрали эту функцию из мэйнфрейма Крестоносец, а не оставили рабочей, но неполной.