Фальшивая жизнь

Посняков Андрей

Бросив в автомат еще одну монетку, мужчина продолжил:

– Так слышно меня? Слышно? Пусть Воропаева срочно приедет… привезет фотографии… А лучше у нас сфотографируется, в ателье… Да-да, в Ленинграде… Срочно, ага! Так передадите? Спасибо. Ну, слава те…

Сняв очки, мужчина вышел из телефонной будки и быстро зашагал в сторону остановки автобуса. Все так же лил дождь.

* * *

Настя Воропаева была девушкой скромной. Да и откуда взяться нескромности, когда Настя все свои восемнадцать лет прожила в Рябом Пороге, почти никуда из деревни не выезжая. Ну, разве что в Лерничи – в школу, так это не считается, как и интернат в Озерске.

А вот, окончив школу, девчонка надумала поступать, и не куда-нибудь, а в Ленинград, на отделение начальных классов. Нарабатывая стаж, после школы Анастасия год проработала в Лерничах, в детском саду нянечкой, и кто-то умный посоветовал ей поступать не сразу на факультет, а сначала на рабфак, что-то типа подготовительного, а уж там дальше точно зачислят. Настя так и сделала, подала документы. Вот только фотографии оказались какие-то не такие… Хотя в Тянске, в ателье фотографировалась и фотки просила сделать, как было написано в правилах поступления. И вот…

Про фотографии сказала продавщица сельпо, тетя Маша. Забежала вчера к вечеру, мол, из Ленинграда звонили… У них в сельпо телефон. Второй – у старосты. Так и деревня-то вся – десятка полтора домов. Это Лерничи – село большое: там и почта, и клуб, и магазин промтоварный, школа-восьмилетка, детсад…

Уж как неохота было снова в Ленинград ехать, а надо. Документы – дело нешуточное. Да и город красивый, посмотреть – за счастье! Неужто она, Настя Воропаева, там учиться будет, жить? Дух от такой перспективы захватывало! Хотя – да, пока что Настя большого города пугалась, боялась пропасть, заблудиться. И еще – машиной сбить могут. Транспорта в Ленинграде – ого-го сколько! И машины, и автобусы… а еще троллейбусы, трамвай и метро.

С документами Настя не одна ездила. Первый раз так вообще с матерью, Ниной Ильиничной, женщиной к чужим неприветливой и строгой. Второй раз уже да, одна… Ну, как одна? С ребятами-попутчиками… Так они ее до самого института проводили. А потом…

Потом Настя спустилась в метро (наловчилась уже за пару поездок) да поехала на станцию «Автово», к двоюродной тетке. Звали тетушку Ираидой Федоровной Векшитной – по покойному мужу. Не особо красивая, худая, чем-то похожая на ворону, женщина лет сорока жила… гм, не совсем одиноко – имелся приходящий ухажер или, по-деревенски сказать, – хахаль, звали его Игорем.

С дальней своей родственницей Воропаевы почти не общались – так, присылали по праздникам открытки, чтобы не забывала, да пару раз отец, Илья Степанович, будучи по делам в Ленинграде, останавливался переночевать, чему Ираида Федоровна была не очень-то рада. Ну, а куда денешься, коли в гостиницах дорого, да и мест никогда нет?

Сама Ираида, ничтоже сумняшеся, причисляла себя к «коренным», и о своем деревенском происхождении вспоминать не любила. Оказавшись после войны в Ленинграде, окончила бухгалтерские курсы да, выскочив замуж за одинокого старца, лет восемь назад овдовела и стала жить «для себя», занимая хорошую должность главбуха в каком-то тресте. Так рассказывал отец, ну, а Настя любопытства не проявляла – бухгалтер и бухгалтер, какая ей разница?

По той самой причине – презрение к «деревенским» – тетушка гостеприимством не отличалась, но гостей терпела – все же не совсем сволочь, спасибо и на том. Уж, конечно, Настя планировала жить в общежитии, но первое время, пока то да сё, – у тетки, просто некуда было больше идти, не на вокзал же! Хотя, вот сейчас, девушка именно на вокзал и рассчитывала.

Надо сказать, все деревенские делили своих «городских» родичей на две части. Одни назывались – «люди», другие – «куркули» или «сволочи». «Люди»

всегда имели для гостей лишние одеяла, матрасы и прочее (кое-кто и раскладушку даже!), а когда на ночлег оставалось много народу, так в маленьких своих квартирках стелили прямо на полу, руководствуясь замечательным принципом – в тесноте, да не в обиде. Иногда даже у них можно было какое-то время пожить – это как раз касалось поступающих и студентов, так и говорили – «в людях».

Что же касается «куркулей» или «коренных», как они любили себя называть, то они никогда никого к себе не пускали, хотя могли жить вполне обеспеченно – в многокомнатных, с высокими потолками, квартирах. Ну и пусть в коммуналках, но когда пара комнат – неужто на полу не постелить? Не-ет, шалишь… Мы же не «эти»… Нос воротили!

Вот и тетка Ираида… Хорошо, хоть еще пускала переночевать. И все бы не худо, кабы не хахаль ее – Игорь. Он, кстати, был из Тянска, но частенько приезжал в Ленинград, в командировки. Так что с теткой ему повезло. Насте же Игорь не понравился с первого взгляда – весь какой-то шебутной, вертлявый, к тому же, похоже, сидевший, судя по татуировкам. Впрочем, что сидевший – не страшно, среди Настиных знакомцев таких много было, как и везде. При Сталине-то срок было получить запросто! Культ личности, что и говорить… Другое дело, что повел себя «дядя Игорь» отвратительно, особенно когда Ираида на работу ушла… Да еще и до того начал:

– Ах, Настенька… какая же вы красавица! Но сразу видно, что из деревни… Не обижайтесь! Я вас научу особой, городской, красоте. Ведь мы же с вами почти земляки. А знаете что? Не зовите меня «дядя Игорь» – просто Игорь… Игорь – и все. И вот еще что – на «ты» давайте. Так как-то удобней, мы ж с вами не старики!

И как только тетушка на кухню ушла, этак положил Насте на коленку руку…

Ну, хоть ушел вместе с теткой… Настя обрадовалась было, однако рано. Не прошло и пяти минут, как в дверь позвонили:

– Настенька, открой! Это я, Игорь… Я у вас портфель с бумагами важными забыл.

Действительно, забыл. Вон он, портфель, – у вешалки, в прихожей. Новенький, из черной «чертовой кожи», с красивыми никелированными замочками.

Настя распахнула дверь:

– Забирайте!

– Ой, Настенька… Слава богу – нашел… А мне ведь на поезд – домой. Верней, на работу срочно. Эх… Слушай, а может, коньячку? Ну, за знакомство. Ты же вечером поедешь? Этим… почтово-багажным. Поди, еще и общий вагон?

– А там других и не бывает.

– Да знаю, знаю… Иногда, бывало, и сам…

Пить девушка отказалась. Наотрез! Она вообще не употребляла, между прочим.

– Не пьешь? Вот и молодец. А я чуток выпью.

Разувшись, Игорь, не спросясь, прошел в комнату, достал из серванта початую бутылку коньяка и бокалы.

– Это хороший. Четыре двенадцать.

– Говорю же – не пью.

– Ну, со мной тогда посиди, лапа… Составь компанию!

Разом осушив бокал, он недобро ухмыльнулся и, подойдя к сидевшей поодаль, на стульчике, Насте, смачно поцеловал ее в губы и принялся грубо лапать, залезая руками под платье.

– Пусти-и… пусти, говорю, гад!

Настя все же вырвалась, с силой оттолкнув навязчивого ухажера.

– Ты чего кобенишься, сука?

С этими словами насильник вдруг вытащил нож – сверкающую бандитскую финку!

– Давай… раздевайся… Живо! Не то…

Сказал, злобно сверкнув глазами…

Однако ж, не на ту напал! Девушка оказалась не робкого десятка. Встала, скрестив на груди руки:

– И что, ножом меня пырнешь? А тело потом куда денешь? Можешь не думать – отыщут тебя очень быстро. Или всю жизнь будешь прятаться?