Фальшивка

Василькова Ева

– Грубо, – замечает Морозов.

– Я об этом не просил, – огрызаюсь я.

Пиво оказывается отвратительным, но я сейчас не в том состоянии, чтобы отступать. Половину бокала заливаю в себя через силу, а потом мне становится уже всё равно. А ещё алкоголь развязывает мне язык.

– А знаешь, как всё должно было быть? Лучший ученик школы, медицинский университет с президентской стипендией, практика в частных стоматологических клиниках моего отца, образование по управлению бизнесом. И всё бы получилось, если бы не ты.

– У тебя вроде

семья не бедная, – рискует прервать меня Морозов. – Может, платно пойдёшь учиться? Можно же после первой сессии попытаться перевестись на бюджет.

Я только мотаю головой.

– Отец меня убьёт, когда узнает.

– Ну ладно тебе, не драматизируй. Не конец света.

– Для него – конец, – я упираюсь локтями в стол и опускаю лицо в ладони. – Он был недоволен, даже когда у меня что-то получалось. Играю в школьной команде – почему не капитан? Закончил с золотой медалью – гордиться нечем, если учишься в самой обычной районной школе. Отправили на олимпиаду – почему второе место? А теперь… Он и так считает, что я умом не вышел.

У меня сводит горло, когда я представляю его лицо сегодня вечером. Мало того, что я не оправдал его надежды, я ещё и пьяный домой припрусь. Прав был Морозов, идея дебильная. Встряхиваю головой, чтобы сбросить с себя эти мысли.

– Вам обновить? – сзади подкрадывается официантка.

– Да, – отвечаю я, поднимая голову. Может, так будет легче пережить разговор с отцом. – И гренки.

– Слушай, мне жаль, – начинает Морозов.

– Ага, конечно, «жаль». Надо было тебе перед самыми экзаменами Машу у меня увести.

– Да я же не хотел, чтобы так вышло.

Официантка возвращается с новыми полными бокалами и тарелкой гренок, которые сильно воняют чесноком. Она тянется через стол, чтобы поставить это всё, и прижимается бедром к моей руке. Я двигаюсь в сторону вместе со стулом, освобождая ей путь.

– Спасибо, – улыбается девчонка, пытаясь заглянуть мне в глаза.

Намёков она явно не понимает. Или думает, что это я такой тупой и не замечаю, что она ко мне клеится.

– Знаешь, – мнётся Морозов, когда мы снова остаёмся вдвоём, – я свою вину не отрицаю и, вообще-то, как никто другой понимаю, почему тебе нравилась Машка. Она…

– Не умеет притворяться, – перебиваю я.

– Да, – кивает он.

Я вспоминаю, как увидел Машу впервые. Она пришла в наш класс в январе, за полгода до выпускного. Помню, как она стояла у доски и краснела, когда её представляли. Ребята начали над ней шутить, а я… Что-то в её жестах, в том, как она стеснялась, до боли напоминало одну девушку, в которую я был влюблён, когда мне было шестнадцать.

– Машка особенная, – продолжает Морозов. – И всё же. К тебе девчонки так и липнут, – он кивает в сторону скомканной салфетки. – Неужели не дашь никому шанс?

– Вот так?

Я подцепляю бумажный комок двумя пальцами и размахиваю им в воздухе, но не удерживаю, он падает и укатывается куда-то под стол. Там ему и место.

– Почему бы и нет? – пожимает плечами

друг.

– Да им же вообще наплевать, кто я такой. Считают меня какой-то призовой лошадью, – я откусываю жирную чесночную гренку и понимаю, что с дрянным местным пивом они идеальная пара.

– Это которой в зубы не смотрят? – уточняет Морозов.

Я зависаю, вспоминая, как там на самом деле говорят про лошадь.

– Короче, я хочу, чтобы их интересовало что-то ещё, кроме моей внешности. Это оскорбительно.

– Да брось, ты преувеличиваешь.

– Да? Ну тогда смотри, – говорю я и жестом подзываю официантку. Нацепляю похабную улыбку на лицо и спрашиваю, как только она подходит к нам: – Юленька, вашей маме случайно зять не нужен?

Юленька неестественно громко смеётся, а я посылаю Морозову многозначительный взгляд. Мало того, что я веду себя как мразь, так я же ещё и пьяный и воняю чесноком. Разве кому-то в своём уме может это понравиться?

Друг старательно прячет ухмылку за ладонью. Официантка что-то щебечет, но я её уже не слушаю, потому что в кармане безостановочно вибрирует телефон. Достаю, читаю несколько сообщений и усмехаюсь.

– Можно нам ещё сырных шариков, – Морозов избавляется от девушки, а когда она уходит, спрашивает: – Что там?

– Мои одноклассники празднуют поступление. Спрашивают, где я.

– Ответишь?

Мотаю головой. Они были настолько уверены, что уж я-то поступлю, что даже не заметили, что моей фамилии нет в списке. Мы провели одиннадцать лет вместе, бок о бок, и мне казалось, что мы друзья. Только после выпускного я понял, что нас объединяли только общие дела: школа, баскетбол.

Сначала я избегал их из-за того, что произошло на последнем звонке – не хотел слушать язвительные комментарии, отвечать на вопросы, а через несколько недель оказалось, что мне стало абсолютно наплевать, где они и что с ними. Всё лето я общался только со своей лучшей подругой Лёхой и с Толстым, с которым соперничал во всём, сколько себя помню. А ещё умудрился подружиться с Морозовым, хотя именно с него и начались все мои проблемы.

Бокалы сменяются один за другим, и каждый раз вместе с этим поступает никому не нужная информация: что смена у Юли заканчивается в десять, что парня у неё нет, а дома ждёт только непочатая бутылка рома. Не знаю, сколько мы так уже сидим, но вскоре обнаруживаю, что по третьему кругу рассказываю Морозову, почему именно он виноват во всех моих бедах.

– Ты, – я поднимаю палец. Мне требуется немного времени, чтобы выровнять его, и чтобы он указывал, куда надо. – Явился в нашу школу. На последний звонок. И прямо там! При всех. Увёл у меня Машу.

Он вздыхает, поджав губы, но не возражает. А чего ему возражать, если я прав?

– Перед самыми экзаменами! Потом ещё специально припёрся, чтобы меня позлить, – продолжаю я несвязный рассказ. Да и какая разница? Он и сам всё прекрасно знает. – Толстого против меня настроил, а он вообще-то мой друг, а не твой.