Фальшивомонетчики
Шрифт:
– Вы не ушиблись?
– Нет, спасибо, благодаря вам. Это-смешное кресло, его чинили уже два раза… Я думаю, если выпрямить ножку, оно будет стоять.
– Сейчас я это устрою, – сказал Бернар. – Готово!.. Хотите попробовать? – Но тут он оборвал себя: – Или позвольте… Благоразумнее сначала попробовать мне. Видите, как оно прочно стоит теперь. Я могу даже болтать ногами, – (что он и сделал, смеясь). Затем, вставая: – Можете спокойно садиться, и если вы позволите мне остаться еще на минутку, то я возьму себе
В его словах было столько горячности, в манерах – сдержанности, а в жестах – грации, что Лаура не могла удержаться от улыбки:
– Вы не сказали мне вашего имени.
– Бернар.
– Хорошо, как ваша фамилия?
– У меня нет фамилии.
– Ну а фамилия ваших родителей?
– У меня нет родителей. Иными словами, я тот, кем будет ребенок, которого вы ждете: бастард.
Улыбка вдруг исчезла с лица Лауры; она была обижена этим настойчивым вторжением в ее интимную жизнь и разоблачением ее тайны.
– Но откуда вы это знаете?… Кто вам сказал?… Вы не имеете права знать…
Бернар закусил удила; он говорил теперь громко и дерзко:
– Я знаю и то, что известно моему другу Оливье, и то, что известно вашему другу Эдуарду. Но каждый из них знает пока только половину вашей тайны. Я, вероятно, единственный, кроме вас, человек, которому она известна целиком. Итак, вы видите: необходимо, чтобы я стал вашим другом, – прибавил он более мягким тоном.
– Как неделикатны мужчины, – печально промолвила Лаура. – Но… если вы не видели Эдуарда, он не мог вам сказать. Значит, он вам написал?… Неужели это он прислал вас?…
Бернар запутывался в противоречиях; он слишком поспешно раскрыл свои карты, уступая искушению слегка прихвастнуть. Он отрицательно покачал головою. Лицо Лауры омрачалось все больше и больше. В этот момент в дверь постучали.
Желают они этого или нет, но общее волнение связывает этих людей. Бернар чувствовал, что попал в западню; Лаура досадовала, что ее застали в обществе постороннего мужчины. Они переглянулись, точно заговорщики. Стук раздался снова. Оба одновременно вскрикнули:
– Войдите!
Уже несколько минут Эдуард подслушивал у двери: настолько он был поражен, что в комнате Лауры раздаются голоса. По последним фразам Бернара он догадался в чем дело. Невозможно было сомневаться в их смысле: не было никаких сомнений, что говоривший был человеком, укравшим его чемодан. Решение тотчас было принято. Ибо Эдуард принадлежит к числу тех людей, чьи, способности, обычно притуплённые монотонной повседневностью, внезапно пробуждаются и обостряются при столкновении с непредвиденным. Итак, он открыл дверь, но остался на пороге, улыбаясь и поглядывая то на Бернара, то на Лауру, которые оба встали.
– Простите,
Улыбка его стала более иронической, едва Бернар подошел к нему.
– Я так и думал, что найду вас здесь.
Бернар понял, что попался. Ему оставалось лишь играть в открытую; он так и поступил, чувствуя, что это его последняя ставка:
– Я надеялся встретиться здесь с вами.
– Прежде всего, если только вы уже не сделали этого (ибо я хочу верить, что это и была цель вашего прихода), ступайте вниз, в контору, и оплатите счет госпожи Дувье деньгами, которые вы нашли в моем чемодане и которые должны быть при вас. Не поднимайтесь наверх раньше чем через десять минут.
Все это было сказано тоном достаточно внушительным, но не содержавшим никакой угрозы. Тем временем к Бернару вернулся весь его апломб:
– Я действительно пришел ради этого. Вы не ошиблись. И я начинаю думать, что тоже не ошибся.
– Что вы хотите этим сказать?
– Что вы как раз такой, как я и предполагал.
Эдуард тщетно старался принять серьезный вид. Все это крайне забавляло его. Он сделал насмешливый полупоклон:
– Очень вам благодарен. Остается и мне подвергнуть вас испытанию. Так как вы находитесь здесь, то, я думаю, вы прочли мои бумаги?
Бернар, который, не моргнув, выдержал взгляд Эдуарда, в ответ улыбнулся смелой, насмешливой и дерзкой улыбкой и промолвил, отвешивая поклон:
– Не извольте сомневаться. Я к вашим услугам.
Затем, как эльф, полетел по лестнице.
Когда Эдуард вошел в комнату, Лаура рыдала. Он приблизился к ней. Она уткнулась лбом в его плечо. Внешнее проявление обуревавших ее чувств стесняло его, было почти невыносимо. Он вдруг с изумлением заметил, что нежно похлопывает ее по спине, словно ребенка, который закашлялся.
– Бедняжка Лаура, – приговаривал он, – ну, довольно, довольно… Будьте благоразумны…
– Ах, позвольте мне чуть поплакать, от слез мне легче. – Все же нужно выяснить, что вы теперь будете делать. Что же прикажете мне делать? Куда идти? К кому обратиться?
– Ваши родители… – Но ведь вы знаете их. Обратиться к ним – значило бы повергнуть их в отчаяние. Они все сделали, чтобы я была счастлива.
– А Дувье?…
– Никогда я не решусь вернуться к нему. Он так добр. Не думайте, что я его не люблю… Если бы вы знали… Если бы знали… Ах, скажите, что вы не очень презираете меня.
– Напротив, милая Лаура, напротив. Как могло это взбрести вам в голову? – И он снова стал похлопывать ее по спине.
– А ведь правда: рядом с вами я больше не чувствую стыда.